Последняя жертва войны (сборник)

Слова этого человека с медалями и орденами на груди привели старика в недоумение. В тот же миг у старика прихватило сердце, закружилась голова, и он упал за рояль. Ему стало очень плохо, и через час он скончался в своей каюте. В полночь старика вынесли на воздух. Хозяин корабля сильно волновался. Документы покойного были не в порядке. Старик 70 лет прожил с Нансеновским паспортом, предпочитая сохранить статус беженца. При встрече с полицией могли бы возникнуть проблемы. Потому его и отправили на корабль с глаз долой. Естественно, покойника следовало отпеть. Но на корабле не было православного священника. Пришлось позвать повара араба. Он принес Коран и начал читать суру Йа Син. Однако же до окончания молитвы не стали ждать. Один только пианист с печальным лицом продолжал ждать окончания молитвы. Положив старика в футляр для контрабаса, его опустили в море. И пока араб читал молитву, футляр с покойным был уже на дне моря. Совпадение или нет, но контрабас утонул на том же самом месте, где когда-то раньше погиб отец старика и его команда… Действительно, пути жизни неисповедимы.

Поэтому на дне уже лежало много разбросанных музыкальных инструментов, сплошь покрытых ковром мягких кораллов. Над большим белым роялем, стоявшим в середине, плавали разноцветные красивые рыбы. Словно им всем не хватало лишь контрабаса. Да! Ведь оркестр всегда обойдется без дирижера, но только не без контрабаса! На дне моря крышка футляра контрабаса вдруг открылась, и вышел красивый молодой парень. Из-за рояля, поздоровавшись, помахал ему рукой отец. Музыканты во фраках заняли свои места за инструментами.

* * *

Араб окончил читать молитву и вместе с пианистом с палубы корабля благословил старика. Араб с пианистом только начали отходить, и вдруг с того места, где старика опустили в воду, послышались звуки «Марсельезы». Араб с пианистом были потрясены. Они тут же вернулись назад, долго смотрели на воду, но кроме волн ничего не было заметно.

А тем временем небо пронзили первые лучи солнца, и оно начало медленно всходить. И по мере его восхождения звуки оркестра доносились все громче и громче.

Элиза

На похоронах знаменитого композитора собралось около пятидесяти человек. Отсутствовал только толстый трубач, коллега покойного. Вскоре он появился и, тяжело дыша, положил на крышку гроба зажим для галстука. По последнему желанию покойного рядом с могилой заиграл маленький граммофон. Над печальным обрядом воспарило произведение Бетховена «К Элизе» в исполнении самого почившего. Начался мелкий противный дождь. Собравшиеся распахнули черные зонты. Одним из них прикрыли от дождя старенький граммофон. Казалось, что весь мир сузился до размера этой могилы. На надгробия падали капли дождя, и их шелест сливался с прекрасной мелодией, витающей над некрополем. Застывшие улыбки на фотографиях смотрелись неуместно в этой печальной обстановке.

После похорон все собрались в доме композитора. Полный человек из администрации объявил, что с этого дня дом получил статус музея.

Всю церемонию молодой журналист не мог отвести глаз от девушки. Вместо того чтобы снимать композитора, он издали ослеплял вспышкой фотоаппарата ее, укрытую черной вуалью. После того как гости ушли, журналист, глядя на выпуклые, чуть не выпирающие из рубашки груди дочери композитора, рассказал, что он, будучи ребенком, учился в классе композитора и по сей день жалеет, что забросил музыку. Девушка, далекая от происходящего, молча смотрела на него.

Журналист сел за белый рояль и исполнил композицию Бетховена «К Элизе». Исполнение ошеломило девушку. Прервавшись, молодой человек встал из-за рояля и, подойдя к девушке, вытер платком с ее щеки слезу. Девушку тронуло это проявление сочувствия, и она наградила молодого человека нежным поцелуем. Они вместе закончили исполнение Бетховена – голые на рояле. И начали жить в музее.

Через некоторое время журналист признался, что не знал ее отца с детства. И добавил, что всего два раза видел его: первый раз – еще ребенком, в какой-то телевизионной передаче, второй – в гробу на похоронах. Признание не смутило девушку. Наоборот, прищурив глаза и усмехнувшись, она прошептала: «Ты и сейчас ребенок, совсем не вырос, оставь это».

Но журналист продолжал. Он привык к более свободной жизни, и нежные беседы про ее отца надоели ему. Сказал, что в мире есть и другие композиторы, круче, чем ее отец, и ушел из музея.

Прошло время. Девушка превратилась в даму. Она не выдержала одиночества, взяла из детского дома девочку, назвала ее Элизой. И посвятила свою жизнь ей.

Из-за непосещаемости музея Элиза мало общалась с людьми, и единственными ее собеседниками были мать и книги дедушки.