После смерти матери он обосновался в Ницце на лоне Французской Ривьеры. И там, в различных эмигрантских ресторанах, исполняя музыкальные произведения, стал зарабатывать себе на жизнь. В этом мире кроме контрабаса у старика ничего и никого не было.
И его единственным другом, и его любовью был лишь контрабас, и контрабас, словно ревнуя его к слушателям, не давал жениться. Когда он приближался к столу бармена с дамой, в ходе беседы часто невольно оглядывался в сторону контрабаса. Контрабас окликал, звал его тут же обратно. А оставшись наедине с ним, рассуждал о житье-бытье, считая виновным порою даже и его, или, обнявшись с ним, сидя дремал. Даже о великих композиторах он судил по тому, сколько в их произведениях контрабаса.
Живя на чужбине с тоской по родине, он уже не верил, что ему удастся вернуться, ибо всех вернувшихся отправляли в ссылку, где кругом одни густые леса и долгие жутко холодные зимы. В княжеских домах жили колхозники, и уже не верилось, что их когда-то вернут бывшим хозяевам.
Старик хорошо понимал, что у чужого огня ему никогда не согреться.
Прикоснуться к родной земле было когда-то его самой заветной мечтой. Он неустанно искал встречи с земляками и в беседах с ними всегда напоминал им о своей мечте. Но его не понимали, считали сумасшедшим. Туристам или приезжавшим в командировку людям его неуемная тоска по клочку родной земли казалась очень странной. Они не понимали его.
Его последним пристанищем и рабочим местом продолжал оставаться этот огромный туристический корабль.
Он на корабле ел, спал и музицировал. Иногда он замечал, что знает каждую доску на палубе, количество сучков в ней, знает историю всех пятен ржавчины корабельного корпуса, а звук колокола был как повторное оглашение приговора: «Бомм! Бамм! Твоя жизнь принадлежит лишь волнам, ты собственность моря, ни здесь и ни там родной земли не коснуться твоим ногам».
А какие удивительные сны он видел, иногда даже ждал наступления ночи, как ждет находящийся в горящем доме глотка свежего воздуха. И вот ему видятся румянощекие, крепко сложенные женщины, от которых пахнет соломой и свежим хлебом. Они поют, голоса летят далеко над лесом и растворяются в густых серо-голубых небесах. Ах, это русское небо! И как он мог сетовать на погоду раньше? Сейчас с огромным счастьем принял бы дождь, снег, ветер, грозу и упал бы в дорожную грязь, и валялся в ней, благодаря, что они такие, такие родные… эти русские дороги. Но вот снова утро, слабеющее тело дает о себе знать, ноет, не слушается, и приходится возвращаться во власть реальности корабля.
Сегодняшний вечер был особенный. Необычные гости привлекли внимание всего корабля. На груди каждого из пятерых, как в витрине магазина, щедрой рукой были развешаны ордена: «Герой Социалистического Труда», «Знак Почета», «Орден Ленина».
Их столик привлек всеобщее внимание и вызвал насмешки над волосатыми ногами коммунистов. Но они не замечали этого и гордились своими кримпленовыми брюками, медалями, точно кольчугой закрывшими всю грудь.
Среди них была и женщина, на груди которой висел лишь только один орден. Она была удостоена почетного звания «Мать-героиня». Такое звание присваивалось матерям, родившим и воспитавшим десять и более детей. И со временем под воздействием спиртных напитков эти пятеро гостей говорили и смеялись все громче и громче. Старику было стыдно за своих земляков, он никак не находил себе место, ругал себя, считал виновником подобного поведения свою музыку. Музицируя вместе с пианистом, он старался брать высокие ноты, чтобы как-то скрыть от окружающих, насколько это возможно, их капризы. Чуть позже хозяин ресторана, толстый француз, велел остановить музыку и посоветовал старику и молодому пианисту немного отдохнуть. Отложив виолончель в сторонку, он стал вытирать пот со лба. В это время его земляки подошли к нему и пианисту. После знакомства стало известно, что тут, в Европе, они гости. О том, что они находятся на одном корабле вместе, не знает никто. Они решили в этот вечер полностью посвятить себя отдыху, а через неделю им предстоит вернуться на родину. Вдруг русская дама подошла к пианисту и что-то нашептала ему на ухо, после чего пианист начал исполнять «Калинку-малинку». Она пустилась танцевать по кругу и те трое тоже подключились к ней. Все находившиеся в ресторане стали им аплодировать. Не оставшись в стороне, старик тоже присоединился к ним.
Вдруг неуклюжий его земляк, обняв за шею, стал тянуть к себе. «Ты знаешь, она мать десятерых детей. Ее мы все целовали в укромные места. Тебе тоже советуем», – шепнул ему на ухо.