Последняя звезда

Тодд сразу привязался к этому новому незнакомому кораблику. Здесь было тепло и уютно, много зелени и деревянных покрытий, и если не видеть его со стороны, а взять какую-то отдельную часть, например, каюту, можно подумать, что ты находишься не на суперсовременном трансгалактическом лайнере, а в маленьком домике где-нибудь на окраине густого крадаирского леса. Особенно ему нравился рекреационный отсек, любовно усаженный садами, где стены были увиты плющом, а на мостиках-переходах слышалось пение птиц. Он привык любить свои корабли. Этому секрету его научил отец, который вообще относился к любой технике, как к живому существу. Он говорил об этом так:

– Технику надо любить, ценить. Вот посмотри, во что ты превратил личный гравитатор? Почему он у тебя весь в пыли и грязи до такой степени, что даже пылесборники считают твой прибор частью земли и не чистят его?!

– Но Па-а, – возражал Тодд, – зачем его мыть, ему же грязь всё равно не помеха, там же идут ядерные реакции внутри!

– Это не важно, что там внутри! Это прибор, на котором висит твоя жизнь, когда вы с пацанами носитесь под облаками. А если, пыль и грязь сделают его излишне скользким и он выскользнет из твоей подвески, а если пыль послужит помехами для радиосвязи? Да мало ли что! Ты же его не любишь, не ухаживаешь за ним, не следишь, не чистишь. Почему же тогда он должен заботиться о твоей жизни?

Тодд обычно соглашался. Такое мировоззрение помогало сохранять уважительное отношение ко всему, за что бы Филби не брался и чем бы ни владел. У него закрепилось внутреннее согласие с тем, что технические штучки – это странные, но по своему живые существа, о них надо заботиться, и даже иногда делать им подарки.

Так и сегодня, Тодд принес кораблю подарок – новый лазерный дезинфектор⁹⁰. Правда и штатный уничтожитель работал исправно: содержание пыли и микроорганизмов в воздухе не превышало нормы. Но Филби нужен был гораздо более мощный, рассчитанный на большую площадь и дальность, мобильный прибор. Филби замыслил большую шутку, которую он планировал разыграть над Вязиным. В этом деле ему нужны были сообщники. Всепроникающий мозг корабля, вооруженный дальнобойным дезинфектором, подходил для этой роли как нельзя лучше.

В глубоком космосе во время полёта часами бывает нечем заняться, и пилоты мрут со скуки. Можно, конечно, уйти в анабиоз, можно работать над самообразованием или прожигать жизнь за игрой в карты. Но истинный дух настоящих лётчиков проявляется в шутке. После нескольких дальних перелётов у пилотов вырабатывается своеобразный рефлекс борьбы со скукой – находить себе всяческие весёлые и увлекательные занятия и при случае подшучивать друг над другом всеми возможными способами. И конечно, в ход идут технические уловки. Благо, их подготовка является делом увлекательным и поглощает массу свободного времени. Поэтому люди, способные работать с техникой среди пилотов ценятся вдвойне.

Тодд был из таких. Он любил иногда чего-нибудь «поизобретать». Эту особенность он так же унаследовал от отца. Отец Тодда, хотя и работал в государственной конторе чиновником, по образованию был профессиональным ювелиром и просто большим любителем мастерить всё своими руками. Особенно отец любил всякие раритетные штучки, запылённые, поломанные, старые. Он любовно брал вещь, говорил с ней, ухаживал за ней, стирал пыль, смазывал, обновлял молекулярный состав, ремонтировал, заменял батареи, колдовал что-то – и вещь оживала! Она поначалу скрипела, зализывала раны, с трудом восстанавливая атомную решётку. Отец ещё что-то в ней дорабатывал, тестировал, полировал… И так – шаг за шагом, вещь начинала работать, притом работать хорошо и могла снова послужить людям до нескольких сотен лет.

Все знакомые семьи знали, что Филби-старший – настоящий мастер, и поэтому тащили к ним в дом на Килароне всякую всячину: часы, очки, брошки, браслеты, сломанные виртуаторы, гравитаторы и другую мелкую аппаратуру… Иногда, и что-нибудь покрупнее. Отец никому никогда не отказывал и брался за самые безнадёжные случаи, не ради денег, а в основном, по склонности души. Он неплохо зарабатывал на основной работе, и необходимости в подработке не было. Поэтому цену за починку он никогда не называл, предпочитая брать столько, сколько люди сами могли заплатить или хотели подарить от души. Деньги, кстати, он потом безжалостно прогуливал. В отличие от казённой работы, это был его мир, где он был полным хозяином себе, своим техническим игрушкам, своим деньгам и своему времени.