Читаем Последние бои Вооруженных Сил юга России полностью

На постройку вернулась только путевая команда, а мы стали опять по ночам выезжать к мосту боевым составом; знали, что у Перекопа шли бои, ожидалось, что и здесь красные будут шевелиться. Но на полуострове у станции Чонгар, за мостом, никого не было, мы ходили в разведку. Пусто!

Однажды ночью с нашим командиром приехали офицеры, ходили вниз, где лежала форма моста, – и «остались очень довольны», как нам сказал Окишев. Через пару дней половина путевой команды стала являться к нам с составом платформ, нагруженных балками, шпалами и инструментами. Этот состав по соседнему пути подгоняли к самому мосту. Разгрузка шла в полной тишине и с запрещением курить. С той поры, что сюда гнали материал, нас четверо с легким пулеметом ходили на ту сторону в дозор. И оттуда ничего не было слышно, что у нас шла работа; еще до того, что начинало светать, рабочего поезда как не бывало! Днем вся команда спала, а ночью выезжала опять. Мы уже знали, что есть приказ: «Мост на Сиваше восстановить!» И каждую ночь кипела работа; каждую ночь когда мы возвращались из дозора, то видели, что прибавилось. Действительно, «все остались довольны» – Сиваш, как таковой, мелкий, и форма моста чудесно легла на дно так, что просто на форме можно было начинать укладку сначала длинных шестиметровых балок и затем на них поднимать целый ряд клеток из шпал, клетки между собой связывались балками, и все крепилось железными скобами. Кругом уже была яркая зелень, цветы.

Не мешали нам в этой работе, поразительно – красные были на ст. Джилук и дальше на север. Здесь на ст. Чонгар нам было знакомо все – просто как ничья земля! Однажды ночью мы обнаружили там у выходных стрелок три вагона. Осторожно открыли – полно бумаги, газет советских. Утром вернулись на базу – к этому времени уже закончили мост! – только мы собрались, кто-то ворвался к нам в вагон с газетой: «Смотри, твой отец нашелся!» – «Где, что ты?» – «Вот, в газете написано: отряд белых, отступавший из Одессы, пришел к Днестру. Артиллерией командовал полковник Липеровский[163]». – «Ну и…» – «Что дальше? На другом берегу Днестра румыны. Что было дальше?» – «Да, верно, это не сказано, что дальше». Так я узнал, что папа ушел из Одессы. А что было дальше?..

Это я узнал только через два года, и то схематично, не полно; а через пятьдесят лет с лишком мне были написаны все подробности ухода из Одессы папиным адъютантом Ник. Кир. Мациевичем. Уход, переход через Днестр, плен у румын, его благополучный исход и – Белград. Югославия. Затем Польша… В Одессе обещали батарею, да так и не успели организоваться, как пришлось уходить…

В. Альмендингер

Орловщина[164]

В половине декабря группа генерала Слащева (3-й армейский корпус[165] и другие части) отошла на крымские перешейки. На перешейках было мало жилья, зима была жестокая (мороз до 22 °C), наши и красные части были мало приспособлены к позиционной войне. Войска на фронте истекали кровью, и требовались подкрепления. Между тем во всех городах Крыма к этому времени скопилось большое количество офицеров и солдат – больных, раненых, выздоравливающих после болезней и ранений. Кроме того, было много лиц, скрывавшихся от фронта. Было необходимо привлечь в строй возможно больше людей. Генерал Слащев, будучи в двадцатых числах 1919 года в Севастополе, предложил герцогу С. Лейхтенбергскому, князю Романовскому, прикомандированному тогда к штабу командующего Черноморским флотом, «состоять при нем» для связи с морским командованием. Штаб флота согласился отпустить князя, и позже, после переговоров с князем, генерал Слащев, как «начальник обороны Крыма», назначил его «заведующим корпусным тылом и формированиями».

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное