Последние часы в Париже

В вагоне Жозефина и Себастьян сидят друг напротив друга. Жозефина упорно смотрит в окно, за которым мелькают сельские просторы. Себастьяну вспоминается его первое путешествие на поезде в эту страну, когда он был напуган и одинок, не зная, как с ним обойдутся англичане.

– Как ты думаешь, она выкарабкается? – внезапно спрашивает Жозефина, не глядя на него.

– Думаю, да. – Но, конечно, он понятия не имеет, как все обернется, и Жозефина это знает. Она просто нуждается в утешении и поддержке, и Себастьян делает то, что положено отцу, он передает своему ребенку уверенность.

– Она хорошая пловчиха. – Жозефина повторяет это в сотый раз. – Видимо, течение было очень сильное.

– Да, бывают такие течения, которые создают водоворот и могут утянуть вниз. У них даже есть название, только не могу вспомнить.

Она поворачивает голову и вопросительно смотрит на него, как будто удивляясь, откуда он это знает. Но в следующее мгновение снова устремляет взгляд в окно.

– Все так опрятно, не правда ли? – произносит она далеким голосом. Он прослеживает за ее взглядом, окидывая глазами зеленые поля, разделенные на участки кустарниками и каменными стенами. – Тебе здесь нравится? – бормочет она, не отрывая глаз от проплывающего мимо пейзажа.

– Да. Теперь это мой дом.

– А как же Германия?

Он уже рассказал ей о своих родителях – ее бабушке и дедушке, – как и о своей любимой бабуле. Все они погибли во время бомбардировки Дрездена.

– Там для меня ничего не осталось.

– Ты мне расскажешь об этом? О войне. Обо всем. – Жозефина сглатывает. – И о маме. Расскажешь мне, какой она была?

Себастьян слегка улыбается.

– Я вижу в тебе многое от нее. У тебя ее глаза. И точно так же ты добиваешься правды. Твоя мама всегда и все подвергала сомнению, как и ты. А еще она умела смотреть на меня так… будто… – Он чувствует себя немного нелепо, но все равно решается сказать:

– Как будто видела меня насквозь.

– Я знаю, что ты имеешь в виду. – Жозефина удивляет его своими словами. – Она как будто всегда знает, о чем я думаю. – Она замолкает, почесывая лоб мизинцем. – Вот почему мой мир перевернулся, когда я обнаружила, что она скрывала от меня такое.

Глава 70

Плимут, 5 июля 1963 года

Себастьян

Себастьян забронировал отдельные каюты на пароме, хоть это и обошлось вдвое дороже. Он не может внезапно стать отцом, которого у нее никогда не было, и боится отпугнуть ее излишней назойливостью, чрезмерной фамильярностью. Иногда он замечает, что она смотрит на него с любопытством, как будто не может до конца понять, кто он такой. Сам он любит смотреть на нее, но часто отводит глаза, хотя на самом деле больше всего ему хочется впитывать ее присутствие.

Ему интересно, какой она была, когда училась ходить, говорить. Какие вопросы задавала? Какие ей снились кошмары? Какие у нее были увлечения? Тревоги? Каким было ее первое слово? Эти годы становления прошли мимо него. Теперь он видит перед собой молодую женщину, но уже никогда не узнает ее ребенком. Он воображает, что она была полна энтузиазма и любопытства, фонтанировала вопросами; длинные светлые волосы развевались у нее за спиной, и она приплясывала тощими ножками, бегая по пляжу. Эти картины наполняют его грустью и стремлением к большему. Он хочет проникнуть в самые глубины ее души.

Они оба устали, но все равно выходят на палубу, наблюдая за командой матросов, ловко управляющихся с толстыми тяжелыми канатами. Раздается гудок, лоцман выводит свой катер, и паром отчаливает. Они стоят близко друг к другу, и он чувствует, что Жозефина дрожит. Он хочет обнять ее и сказать, что все образуется, но это прозвучало бы самонадеянно и поверхностно. Откуда ему знать, что будет? Неведение и собственное бессилие как раз и пугают.

Когда меркнут береговые огни, они возвращаются внутрь и расходятся по своим каютам. Себастьян лежит на койке, отдаваясь убаюкивающему ритму волн. Но вскоре просыпается, и сон как рукой снимает, когда накатывает шквал беспокойства об Элиз и о том, что ждет их в больнице. Что значит – быть в коме? Это что-то вроде погружения в глубокий сон, чтобы дать телу время восстановиться? Она должна выкарабкаться. Его мысли возвращаются к Мэгги; ему нелегко оставлять ее с детьми, тем более что Люк болеет. К счастью, ее мать вызвалась помочь. Всю ночь напролет он мается в полудреме, думая об Элиз, потом о Мэгги, о Жозефине и снова об Элиз.

Рано утром громкий гудок возвещает об их приближении к порту Роскофф. Себастьян быстро одевается и выходит в коридор. Жозефина уже сидит на стуле в зоне отдыха. Она выглядит взволнованной и усталой, но одета в чистое голубое платье, и светло-коричневый шелковый шарф свободно повязан вокруг шеи. С минуту он наблюдает за ней издалека, прежде чем она замечает его и приветствует грустной улыбкой.

Он садится рядом с ней.

– Как спалось?

– Хорошо. – Ее тусклые глаза говорят другое, но он помалкивает. Просто берет ее за руку и держит, пока они ждут высадки.

Они не разговаривают, пока плетутся в толпе пассажиров и проходят паспортный контроль.