Последние дни Амвелеха (СИ)

— Кикеон, — щека жреца дёрнулась, словно от нервного тика. Он с ненавистью посмотрел на Лилиэт, которая взяла что-то с блюда. — Концентрат неочищенного аргона-хюлэ. Ликократ знал, что ты принимаешь его, чтобы общаться с Господином, — она отправила плод себе в рот и облизала пальцы, потом вытерла их об себя. — Учитывая, сколько всего он перепробовал, с его стороны было наивно верить, что галлюцинации из-за кикеона и есть явление Господина, но он в это верил. Ты должен его понять, Метатрон, Амвелех для нас всегда был недостижимым царством небожителей. Даже сейчас, как бы я не ненавидела тебя, как бы не пыталась презирать твое высокомерие, я не могу быть к тебе равнодушной. К тебе и к тому, что стоит за тобой.

Она посмотрела на Абрахама.

— Я только архонт и жрец, не император и не божество, подобное тому, за которое вы выдаете Ликократа, — откинувшись на спинку стула, Абрахам прикрыл глаза ладонью от света и смотрел на обнаженную женщину, сидевшую у его ног. Челюсти расслабились. Мысли текли вяло и спокойно. Он вдруг действительно начал получать удовольствие от происходящего.

— Нет, ты хозяин. Ты мой господин, — сказала Лилиэт, странно улыбаясь. — Я много думала об этом. Связь хозяина и раба прочнее, чем кажется. Она проникает в кровь, меняет сознание. Особенно если хозяин добр и прекрасен, если он долгие и долгие годы заставляет видеть в себе воплощение святости, а всё, что есть в твоей жизни плохого — нищета, голод, рутина, насилие — в этом виноват только ты сам. Ты должен жаждать любви, которой по определению не заслуживаешь. Хозяин внезапно бросает тебя на смерть и скрывается в своем рукотворном раю, но ты не смеешь роптать, потому что ты низок и недостоин. Потом с течением времени ты понимаешь, что тебя водили за нос, любовь становится ненавистью, но освободиться ты все равно не в силах. Комплекс неполноценности, взращиваемый в тебе годами, держит тебя на привязи, как хорошо вышколенного пса. Что бы мы не делали, архонт Абрахам, как бы не пытались освободиться, даже путем саморазрушения — над всем нависает тень великого Амвелеха. Наш Господин, наш Абсолютный Бог — это Амвелех, он — наша религия, наше чаяние и одержимость.

— Абсолютный бог непостижим, — Абрахам взирал на Лилиэт спокойно, чуть склонив голову на бок. — Но Амвелех — одно из его воплощений. Если всё так, как ты говоришь, ты еще можешь спасти свой народ. Разве ты не видишь? Это не более, чем бессмысленный бунт против тех, кто вас вскормил. Юношеский протест против отца. Каждый ребенок проходит через это, дело только за тем, чтобы понять необходимость…

По мере того, как архонт говорил, губы девушки раздвигались всё шире, наконец, она расхохоталась в голос. Услышав смех, Абрахам смолк, но выражение его лица не изменилось. Оно по-прежнему выражало отеческое внимание и заботу.

— Вероятно, мои слова не вызовут в твоем сердце ответа, но я скажу то, что должен. Я сожалею о своей резкости несколькими… часами раньше. Сожалею и о том, что мы, по твоему выражению, бросили вас. В этом нет вашей вины. Это грех Амвелеха.

Плечи Лилиэт дергались вверх-вниз, в смехе прорезались взвизгивающие истерические нотки. Она закрывала рот ладонью, будто заставляя себя прекратить, но тут же взрывалась новым приступом хохота. Наконец, она замолкла, взяла бокал и осушила его до дна. Потом смахнула выступившие на глазах слезы. Не поднимаясь с колен, она подползла к Абрахаму ближе и положила голову к нему на колени. Старик не оттолкнул её.

— Ты великодушен, Святейший. Ты берешь вину на себя. Сделай и второй шаг: скажи, что ты меня любишь такой, какая я есть, великую грешницу и блудницу. Скажи, что прощаешь меня, недостойную. Я буду тебе послушной, — она нашла руку архонта и, не глядя на него, поднесла ее к губам, — я буду твоей рабой. Ты этого хочешь? Хочешь, чтобы я целовала тебе ноги? — она прижалась к старику всем телом, потёрлась об него и сползла ниже. Обхватила его ступни руками. Абрахам отпихнул её. Он сделал это без злобы, совсем легко, но Лилиэт, будто ждала этого и упала навзничь. Она повернула лицо к Абрахаму, закинула руки за голову и развела колени в стороны. Структура из чёрных прямых многослойных контуров, нарисованная на её теле, струилась по животу и ногам, сосредотачиваясь в паху.

Абрахам смотрел на неё несколько секунд, потом вздохнул и покачал головой.

— Я слишком стар для этих игр, девочка. Оставь это. Ты еще не готова к настоящему разговору. К ответственности за себя и тех, кого ты по какому-то странному стечению обстоятельств возглавляешь.