Последние дни Амвелеха (СИ)

Айзек сидел в центре орхестры священной Агоры и крутил в руках отцовский жреческий кулон. Вокруг него возвышались рельефные колонны и многочисленный ряды пустых скамей, уходящих далеко вверх — он был песчинкой на сцене амфитеатра. Ему вспомнился давний кошмар: в месте подобном этому он был обвинен в отцеубийстве. Вокруг шумела толпа, перед которой Айзек был не в силах оправдаться. «Виновен!», брошенное ему его же подсознанием, было сильнее здравого смысла и знания, что никакой вины на нем нет. С пробуждением кошмар ушел, и сном стала сама реальность. Айзек чувствовал, что с ним что-то не так, что он грезит наяву. Навязчивые мысли, затаённые стыдливые желания и страхи — все те ночные чудовища, что побеждаются светом дня и ясностью сознания, были совсем рядом. Ему казалось, стоит ослабить бдительность, и они поглотят его, сведут с ума. Поэтому он должен был действовать, сконцентрироваться на какой-нибудь задаче и что-то делать, лишь бы не оказаться с ними наедине.

Прошло уже чуть более часа, как Айзек призвал всех жителей Города, включая женщин, на «эклессию» — народное собрание, которое во всей полноте не проводилось в истории Амвелеха ни разу. То, что это сделал он, послушник Айзек, а не первый архонт Абрахам, говорило само за себя — Метатрон, получивший откровение и спешно покинувший Амвелех, чтобы исполнить завет, был мёртв. Мёртв был и глава гоплитов Террах, и второй архонт Ямвлих, и ещё пятеро жрецов, ранее представлявшие в благословенном городе власть и милость Господина. Надежды, которые амвелехцы возлагали на Метатрона и полученное им откровение, растаяли как дым. Значит ли это, что Господин оставил Амвелех? Айзек повернул вершину пирамидального кулона: вершина прокрутилась, открывая углы усеченной пирамиды основания. Совет Амвелеха был обезглавлен, но устойчивость пирамиды в основании, а не в вершине, пусть даже в ней скрываются Нэóc и Сам Господин.

Айзек поднял голову и посмотрел через высокие раскрытые настежь двери Агоры в пустой коридор. Он воспользовался отцовскими регалиями, чтобы снять все ограничения с зала собраний, доступного ранее только старейшинам, и отправил сообщения Исмэлу и всем остальным с призывом явиться на Агору, чтобы заключить новый священный союз с Господином, но в ожидаемое время не явились даже архонты Сорокá. Айзек нервничал, но старался это скрыть — в большей степени от себя, чем от Ревекки.

Девушка сидела невдалеке, на первой, ближайшей к орхестре скамье, сложив руки на коленях, и тоже ждала. Еще недавно это место могли занять только избранные, лучшие из лучших, первые из равных — архонты совета архонтов, а теперь здесь сидела она, «грязная илотка», бывшая рабыня и нижайшая из низких. Ничего подобного Айзек ей, разумеется, не говорил, но Ревекка догадывалась обо всем сама. Всё это место — священная Агора — дышало величественным презрением к её запыленным одеждам и темной коже. Но присев на самый край скамьи, Ревекка не спешила вставать. Воспитанная с детства готовность терпеть оскорбления и боль не в первый раз оборачивалась для нее странным желанием продлить это чувство горделивого унижения. Как знать, не это ли чувство привело её в Амвелех?

Над орхестрой и сидящем на полу Айзеком развернулась его собственная голограмма и громогласно заговорила. Айзек вздрогнул и посмотрел вверх. Слова его призыва отразились от бесконечно далёких сводов Агоры неестественным металлическим эхом. Сообщение повторялось каждые десять минут, но он никак не мог к этому привыкнуть.

— Последним желанием моего отца, Метатрона, верховного жреца и первого архонта Абрахама, было созвать Народное собрание, — говорил его собственный, но при этом совершенно чужой голос. — Я выполняю его волю. Мы должны объединиться и все вместе решить, что нам делать дальше. Вирты, киберы, сторонники традиций, сторонники прогресса — мы не враги друг другу. Наш главный враг — сокрытие правды и страх перед будущим. Конец знакомого нам мира близок, но этот конец — новое начало. Так гласит Пророчество, но не только — это желание каждого из нас. Перед лицом перемен мы должны быть сильны и решительны, и мы должны быть едины, как един Господин, указывающий нам путь к Новому Эдему, будь он миром полубогов, новым циклом истории или жизнью в новом измерении бытия, которого желают вирты. Время Хаоса должно закончиться. Ум, Утроба и Сердце есть Одно. От Незаходящего ничто не скроется. Ибо здесь присутствуют боги! Так говорю я, Айзек, последний ребенок Амвелеха, благословенного Города Колодцев!

Голограмма свернулась в точку и исчезла. Айзек встал, подошел к Ревекке и присел рядом с ней.

— Наверное, они боятся, — сказала Ривка, сжимая сложенные ладони коленями. Она, как и сам Айзек, была в том же дорожном комбинезоне, в котором приехала. Пружинки волосы едва достигали круглого стоячего воротника. — Эгемон обвинил вас в сговоре с илотами и измене.

Айзек кивнул.