Последние дни Амвелеха (СИ)

Ревекка коснулась лба и губ в ритуальном жесте, чего не делала уже давно, затем опустилась на ступеньку, на которой стояла. Однако появившийся в дверях архонт в сопровождении охраны, заставил ее вновь вскочить. Подавляя желание броситься опрометью в вверх, чтобы достучаться до Айзека, она задрала подбородок повыше и степенно спустилась на орхестру, делая вид, что не замечает удивленно-презрительный взгляд амвелехца. Проходя мимо Элизара, она опустила руку на его голову, надеясь, что этот жест выглядит благосклонно и многозначительно, хотя в действительно она просто нуждалась в опоре, и вместе с ним дошла до места, на котором сидела раньше. Мужчина в жреческом хитоне, с бородой и подстриженными, как у Айзека волосами, больше на нее не смотрел. Он занял место на втором круге скамей. Жрец нажал какие-то клавиши на всплывшей голографической панели, и над ним вспыхнула голограмма. Следом за ним пришел еще один архонт. Затем женщина — в хитоне, но с волосами не выбритыми, как у других, а собранными вверх гребнем. У всех на шее висел кулон в виде пирамиды. Зал стал наполняться людьми. После жрецов, словно повинуясь негласному регламенту, стали появляться члены Совета, не принадлежавшие к жреческой касте. Их одежда была богаче и разнообразнее.

Все входящие на Агору были молоды и благородны, но, как показалось Ревекке, в их чертах присутствовала некая неопределенность — иногда по лицу даже нельзя было сказать, принадлежит оно мужчине или женщине. Люди, среди которых она росла, уже к тридцати казались стариками, здесь же даже длиннобородые жрецы выглядели юнцами. Но присмотревшись внимательнее, Ревекка поняла, что эти все эти люди вовсе не молоды. У них не было возраста, не было ярко выраженных признаков пола, не было никаких недостатков, и потому они были похожи друг на друга, как братья и сёстры. У всех одинаковое выражение скучающего презрения на лице. Оно менялось, только когда они замечали её — тогда к скуке примешивалась брезгливость. Между собой архонты почти не говорили. Установив свои увеличенные и еще более идеализированные копии, они замирали, будто стремясь повторить недвижное величие своих голографических изображений. Устав от взглядов, Ревекка обхватила себя руками и ссутулилась, исподлобья бросая на всех недружелюбные взгляды. С улыбкой смотреть в лицо врагам — хорошо на словах, а на деле выходило жалко и бессмысленно. Даже гоплиты Ликократа были больше людьми, чем эти божественные истуканы.

— Не уезжай от меня, Элизар, пожалуйста, — тихо проговорила Ривка, глядя на огоньки дулоса. Она подозревала, что Элизар может предать ее в любой момент, но этот дулос был ее единственным козырем. — И если можешь послать весть Айзеку, сделай это.

— Не угодно ли вам проследовать в отсек семьи верховного жреца, как велел господин Айзек?

— Нет, Элизар. Думаю, я должна остаться здесь.

Перспектива прятаться под кроватью, ожидая самого худшего, пугала Ревекку больше, чем сонмы полубожественных амвелехцев. По залу разнесся неясный гул рассерженных вздохов. В центе Агоры остановилась группа вирт-гоплитов, не отличавшихся от охраны старейшин, но когда один из них снял шлем, Ривка узнала брата Айзека. Исмэл обвел взглядом Агору, увидел ее и направился по направлению к ней.

— Ты выбрала подходящее место, — сказал он весело. — Здесь сидел верховный жрец и первый архонт Совета, ты в курсе?

Ривка вспыхнула, но оправдываться не стала.

— Ничего. Это правда самое подходящее для тебя место. Как тебя зовут и где Айзек?

— Меня зовут Ревекка. Он… — Ревекка понизила голос, невольно придавая своему тону многозначительность. — Дулос говорит, что Айзек в Театре.

Исмэл прищурился, но ничего не сказал. Повернувшись к виртам, он указал на скамью первого круга рядом с Ревеккой и снова надел шлем. Словно повинуясь его приказу, на скамьях позади архонтов стали появляться голограммы самых разнообразных аватаров, изображающих не только людей, но всех возможных фантастических существ. Это были только изображения, гораздо меньше и дурашливее голограмм архонтов, но по залу снова прокатился ропот неудовольствия. Но даже после появления виртов большинство мест оставались пустыми.

— Они боятся нас, но реальности они боятся еще больше, — Руфь остановилась рядом с Исмэлом. — Они хуже птенцов. Те хотя бы гениальны.

— Хуже? — хмыкнул Калеб за ее спиной. — Птенцы не боятся, они просто другие, Руфь. Совсем другие. Гораздо ярче и сильнее, чем кто бы то ни был. А эти даже боятся по указке жрецов, они — ничто, боты с заложенной в них программой повседневности.

— Сегодня у них будет шанс обрести сознание, — усмехнулся Исмэл.

— Фу, у них даже воображения нет, — покачала головой Ханна. Громоздкий шлем на миниатюрном теле делал её похожей на болванчика. — Какие банальные аватары.