Последние дни Амвелеха (СИ)

— Кровь Твоя дарует откровение. Она есть Огнь неиссякаемый в немощном теле Земли. Кровь Твоя дарует откровение. Она есть Огнь неиссякаемый в немощном теле Земли. Кровь Твоя, — ему удалось провернуть основание своего кулона, и пирамидка плавно вошла в панель. В тот же момент в отверстии захлюпало, и чаша стала наполняться кикеоном. Айзек не сдержал ликующий возглас. Наполнив ритуальный сосуд, он снова встал перед Триптихом и закинул голову вверх, как изображалось в учебных книгах.

— Кровь Твоя дарует откровение. Она есть Огнь Неиссякаемый…

Капля кикеона упала на язык. Айзек засипел, пытаясь вдохнуть побольше воздуха. Кикеон связал рот, выступившая слюна капала на пол. Отдышавшись, Айзек опустился на колени и, выпустив сосуд, нащупал пол. Нэос вращался. Он стал еще чернее, стены наползали друг на друга. Айзек закрыл глаза, но с закрытыми глазами он продолжал видеть, и даже более отчетливо. Голографический Триптих налился плотью. Сердце Айзека сжалось. Когда он заговорил, онемевший язык едва ворочался. Звуки древнего языка с трудом вырывались из горла.

—Εάν μη έλπηται, ανέλπιστον ουκ εξευρήσει. Εάν μη έλπηται, ανέλπιστον ουκ εξευρήσει… Аскиос! Аксиос! Аксиос!

Эхо повторило его воззвание, и Айзеку показалось, что он уже слышал этот голос. Чужой, глубокий и звучный голос. «Аксиос!»

— Ум, Утроба и Сердце есть Одно.

— Двое есть одно, — послышалось ему.

— От Незаходящего ничто не скроется.

— Ничто не скроется… — повторило эхо.

Айзек услышал дребезжащий звон, словно рассыпались легкие металлические предметы. Звук нарастал, становился интенсивнее. Голографический Триптих теперь казался восковой скульптурой. Несуществующий ветер трепал полы одежд неподвижных Фигур.

Стараясь перекричать звон в ушах, Айзек заставил себя произнести последние слова воззвания:

— Ибо здесь присутствуют боги! Так говорю я, Айзек, последний ребенок Амвелеха, благословенного города колодцев!

Несколько секунд ничего не происходило, но потом Айзек увидел себя самого расталкивающего Фигуры Триптиха в стороны. Это было так неожиданно, что он не смог этому помешать. Фигура Хора упала и рассыпался на куски, похожие на комки влажной земли. С Тэкноса он сорвал капюшон, и под ним увидел голову женщины, прекраснее которой никогда не видел. Он глядел на нее, забыв обо всем на свете. С вожделением, со страстью, с любовью, с обожанием, с нежностью, с презрением. Она вытянула левую руку в сторону, рукав облачения соскользнул к локтю, обнажая окованные золотыми кольцами запястья. Женщина тряхнула рукой, и браслеты завибрировали, ударяясь друг о друга и создавая тот дребезжащий звук, что Айзек уже слышал. Она встряхнула рукой еще раз, а затем затрясла ею в одном ритме, создавая особую вибрацию, от которой у Айзека заломило в висках. Закрыв уши руками, он отпрянул.

Теперь женщина была не одна. Она совокуплялась с черным, как смола, мужчиной. Айзек отвернулся, но снова увидел голую спину женщины и её ритмично поднимающиеся бедра. Браслеты на руках подпрыгивали. Звяк. Звяк. Звяк. В ушах мужчины блеснули серьги, и Айзек узнал его. Аарон смотрел на него не отрываясь, возвышаясь над красиво очерченным плечом женщины и продолжая движение. Его взгляд не выражал абсолютно ничего. Айзеку было стыдно и приятно наблюдать за ними. Он прятал глаза, но продолжал видеть. Необычайное волнение теснило его грудь. Женщина упала на спину, закидывая назад руки, и перед глазами Айзека поплыло. Ему показалось, что он видит единое существо, черное и блестящее, пульсирующее бесконечными сочленениями, дышащее как могучий поршень насосной станции. Айзек зажмурился что было силы, и когда открыл их, женщина стояла перед ним одна. Она вытянула левую руку и снова ударила браслетами.

Он оказался в саду. Вместо деревьев здесь росли высокие гуманоидные существа с плотной чёрной кожей и такими же черными белками глаз. Их ступни вырастали из земли, а руки тянулись к небу. Почва была сухой и каменистой, деревья с человеческими лицами и руками умирали. Уловив движение, Айзек повернулся и увидел животное с умными внимательными глазами. Волчица выскочила из ниоткуда, и прижалась к его ногам, поднимая на него умоляющий взгляд. Её изжеванные сосцы волочились по земле. Айзек хотел коснуться её шерсти, но волчица бросилась прочь, словно её спугнули. В ней было что-то знакомое.