Последние дни Джека Спаркса

Остолбенев, я смотрю, как мой приоткрытый рот отражается в новеньком блестящем металле зажигалки, и молча молю себя, пятилетнего, чтобы тот не почувствовал моего присутствия.

Но глаза мальчика косятся в мою сторону.

И он скулит.

Все так неизбежно.

Мальчик хочет быть храбрецом. Он хочет повернуться и объять неизведанное. Он отчаянно хочет повернуться и ничего не увидеть и чтобы все было в порядке.

Но он не может пошевелить и пальцем. И он писается в штаны.

Потому что он-то знает, что видит краешком глаза меня.

Этот случай будет преследовать его всю жизнь. Он заставит его вычеркнуть из жизни любые сомнения. Глубоко зарыть даже малейшую вероятность, что он увидел что-то в этой комнате.

И еще: он очень не хочет давать своему брату поводов для злорадства.

Но когда я делаю шаг вперед, чтобы обнять этого мальчика, меня ослепляет зеленая вспышка.

Глава 20

Холодная земля всасывает тепло моего тела. Трава прилипла к щекам. Чирикают и щебечут птицы.

Руками я обхватываю голову, защищаясь от солнечного света. Рюкзак Шерилин висит за спиной, как защитный панцирь.

Хочется так и дальше лежать ничком, ничего не видеть, никуда не двигаться. Зрение переоценивают. Чувства переоценивают.

Но мой мозг безудержной мукомолкой засыпает меня вопросами.

Как у меня вышло встретиться в подвале с собственным призраком?

Как у меня вышло снять видеозапись, которую я видел за двадцать дней до этого? (Простите меня, Паранормальные, видит бог, мне жаль, что я обвинял вас в том, что было суждено сделать мне самому. И мне вдвойне жаль, Шерилин, что пришлось бросить тебя там.)

И как это вообще вышло, что посторонний, которого я видел в детстве в чулане, это был взрослый я?

Картинки мелькают в моем воображении. Мои кошмарные воплощения. Мое лицо на визжащей бестелесной Ае. Мое лицо на обугленном призраке из подвала. Мое лицо на измученном мальчишке, которого тогда звали Джейкоб.

Джейкоб Титерли. Под этим именем я был рожден.

Я приврал кое в чем, рассказывая о Марии Корви. О ее прощальных словах, высказанных мне через уста проклятого Тони Бонелли. Она не сказала: «Эй, Джек Спаркс, счастливого пути». Нет, это было бы слишком просто. Она сказала: «Эй, Джейкоб Титерли».

И с тех пор как я только-только начинаю понимать, все случившиеся ужасы вращались вокруг меня. Словно кто-то сказал: «Ах, ты хочешь, чтобы все в жизни вращалось вокруг тебя? Будет исполнено!»

«Я», спрятанное в трех именах из видео, которые были слышны только мне.

Я, мертвый и черный, с исполненными горем глазами, в главной роли в том же видео, которое я видел столько раз.

«Я», многократно подчеркнутое стрелкой на спиритической доске в бойлерной.

Так, наверное, чувствует себя мышка, с которой играет кошка, оттягивая ее кончину. Мария пригласила меня в это путешествие, и в нем моя жизнь катится по проложенным рельсам. Если бы Мария не появилась в моем гонконгском номере, я бы не обратил внимания на стомиллионное письмо от Астрала и я бы не поехал в Лос-Анджелес. Если бы я не потерял голову из-за видеозапаси, мое параноидальное отношение к Паранормальным не достигло бы точки кипения, из-за которой им пришлось проститься с жизнями. Мне диктовали каждый шаг на этом маршруте.

Я все еще без понятия, где я теперь. Я только знаю, что я на улице и на дворе – внезапно день.

Я боюсь открыть глаза и увидеть перед собой распростертую целину ада. Даже это меня бы не удивило.

Только когда в памяти всплывает душевая кабина, переполненная кровью, у меня появляются силы что-то предпринять, хотя бы ради того, чтобы задавить это воспоминание. Я слишком хорошо понимаю, что стоит мне начать рыдать по Бекс, я могу никогда не остановиться.

Так что я заставляю себя сесть, кряхтя от боли из-за тысячи кроулианских порезов, и подтягиваю колени к груди, как бы защищаясь от того, что ждет впереди.

Только тогда я открываю глаза.

Ада нет. По крайней мере, нет его вокруг меня. Под пепельным небом густая чаща серых лесов тянется к горизонту, изрубленному холмами. (Элеанор: Несмотря на боль, я ужасно стараюсь писать как можно лучше. Я ведь действительно хочу, чтобы меня запомнили как хорошего писателя. Но сейчас я сомневаюсь в каждом своем шаге, так что, если ты заметишь что-то неудачное, пожалуйста, измени или удали. Я доверяю твоему вкусу.)

Я сижу на заросшем травой обрыве, расстояние до земли – примерно с два дерева. Этот массив непроходимого леса слишком безжизненный и угрюмый для Калифорнии. Но с чего бы мне возвращаться обратно в Калифорнию? Ведь только что я, кажется, побывал в 1983 году в Саффолке. Мне вспоминаются слова Тони Бонелли: «Она может все, Джек. Все. Она может отправить тебя куда угодно, в любой момент».

В любой момент.

Деревья голы и тянутся к небу кривыми…

Кривыми узловатыми пальцами.