Читаем Последние дни Гитлера. Тайна гибели вождя Третьего рейха. 1945 полностью

В самом деле, исходя из характера Гитлера, можно было предположить, что он покончит с собой именно выстрелом из пистолета. Гитлер хорошо помнил и при всяком удобном случае напоминал другим, что был солдатом. Он любил показывать своим генералам, которым не доверял, что сам он являл собой образец поведения истинного немецкого солдата. За два года до самоубийства он уже отчетливо дал понять, в чем заключается солдатский долг. Это было в феврале 1943 года, когда Гитлер узнал о том, что фельдмаршал Паулюс в Сталинграде сдался в плен русским. Услышав эту новость, Гитлер пришел в неописуемую ярость, вылившуюся в тираду, которую он обрушил на генералов и офицеров Генерального штаба. Почему, вопрошал Гитлер, он произвел Паулюса в фельдмаршалы за пять минут до сталинградского краха? Неужели он не понял, что этим фюрер подвигнул его на почетную смерть? Конечно же он, Гитлер, рассчитывал, что и Паулюс, и его генералы покончат с собой. Они должны были сомкнуть ряды, до конца обороняться, а последнюю пулю пустить себе в лоб. Почему же они не застрелились? «Самоубийство, – угрожающе вещал Гитлер, – это путь, который людям иногда приходится выбирать». Даже в мирное время «в Германии 18 – 20 тысяч человек ежегодно сводят счеты с жизнью, находясь в иных, более благоприятных ситуациях». Какие могут быть оправдания для потерпевшего поражение военачальника? «Когда у него сдают нервы и он понимает, что положение вышло из-под его контроля, ему ничего не остается, как признать это и застрелиться»[43]. В апреле 1945 года Гитлер понял, что пробил час его Сталинграда. Я не думаю, что он не смог сам последовать своему прежнему указанию. Он должен был предпочесть смерть солдата, смерть от пули.

Но почему тогда русские исключили пистолет из своей версии смерти Гитлера? Есть одно рациональное объяснение, которое хотя и является предположительным, может тем не менее оказаться верным. Русские могли скрыть истинную причину смерти Гитлера по той же причине, по какой он выбрал способ самоубийства: смерть от пистолетной пули была смертью солдата. Лично я подозреваю, что причина кроется именно в этом. В конце концов, такая позиция хорошо согласуется с поведением русских вообще. Тираны прошлых веков сокрушали поверженные, но опасные идеи устрашающими публичными казнями: виселицы, дыба, кровавое четвертование служили in terrorem populi[44]. Однако такие казни, какими бы эффективными они ни были, в конечном счете порождали мифы: поклонение останкам, паломничества к местам казней. Русские большевики предпочитали, как правило, менее зрелищные способы: их идеологические противники незаметно исчезали в безымянных могилах, на которых не значились даты смерти. Таким образом, большевики уничтожали останки, которые могли бы стать объектом почитания. Я уже предположил, что именно по этой причине, руководствуясь именно такой философией, русские скрыли обстоятельства смерти Гитлера, скрыли его кости и уничтожили сцену его самоубийства и нордических похорон. Когда же скрывать факты стало невозможным, они признали реальность самоубийства Гитлера, за исключением одной детали, которую они сочли нужным изменить. Смерть от пули показалась бы немцам героической. Отравление ядом могло показаться русским более подходящей версией.

Если это так, то возникает один интересный общий вопрос. Дело в том, что моя книга прежде всего написана с точно такой же целью, хотя русские и ополчились против нее. Я хочу предупредить (насколько такое средство, как книга, полезно в этом отношении) возрождение гитлеровского мифа. Складывается впечатление, что мы и русские, стремясь к одной цели, пользуемся для этого диаметрально противоположными средствами. Они желали достичь этого – уничтожая свидетельства, а мы – их обнародованием. Какой из этих двух методов эффективнее, вопрос спорный. Могу лишь сказать, что я уверен в правильности моего подхода, ибо если миф востребован, то когда его порождению мешало сокрытие истины? Когда отсутствие настоящих реликвий мешало фабрикации реликвий фальшивых? Когда отсутствие подлинных гробниц мешало паломничествам к гробницам ложным? И, кроме того, в аргументах русских, если я их правильно понимаю, мне видится некий зловещий подтекст. Если они боятся правды, то не означает ли это, что они искренне верят в ее силу: что они думают, будто правление Гитлера действительно воодушевляло немцев, что его смерть действительно была славной и что секретность необходима для того, чтобы воспрепятствовать распространению таких взглядов? Такую точку зрения я не разделяю. Я верю, какой бы наивной ни показалась кому-то моя вера, в человеческую природу и человеческий разум, я верю, что царство Гитлера было таким злом, а его характер таким отвратительным, что никого не соблазнит и не вдохновит прочтение истинной истории его жизни и мелодраматического, тщательно срежиссированного конца.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное