«И так [в некоторые дни] прибывало 20 000, в другие 30, 50 или даже 60 000 золотых песо [в виде] больших кувшинов вместимостью от двух до трех арроб [от двадцати трех до тридцати пяти литров], также поступали серебряные кувшины и многие другие сосуды. Губернатор распорядился поместить все это в здание, где находилась стража Атауальпы… Для большей надежности губернатор поставил христиан охранять все это добро круглосуточно. Все, что было определено в здание, было там пересчитано, так чтобы не было места обману».
Испанцы тщательно взвешивали каждый предмет и затем переводили вес в песо, одну из стандартных единиц измерения золота в Испании. Поскольку один песо весил одну шестую часть унции, то «30–60 тысяч песо», поступавших ежедневно, означало «от 300 до 600 фунтов золота». Любой конкистадор мог элементарно прикинуть, что всем участникам экспедиции суждено стать богатыми людьми.
Вскоре после того, как Атауальпа отправил первых гонцов, местные вожди со всех регионов империи начали прибывать в Кахамарку. Они приехали засвидетельствовать свое почтение как инкскому повелителю, так и предводителю могущественных иноземцев, пленивших императора.
«Когда вожди этой провинции услышали о прибытии губернатора и о пленении Атауальпы, многие из них приехали, просто чтобы посмотреть на губернатора», — писал Херес. Летописец Эстете указывал, что «они прибыли из множества провинций, чтобы нанести ему визит и посмотреть на испанцев, все вожди привезли с собой подарки — то, чем богата их земля: золото, серебро и многое другое». Херес продолжает: «Некоторые из этих вождей имели под своим началом тридцать тысяч индейцев, и все они подчинялись Атауальпе. Когда они предстали перед ним, они засвидетельствовали ему свое почтение, облобызав его руки и стопы. Он принял их, даже не взглянув на них». Эстете пишет: «Он вел себя в высшей степени величественно, и, даже потерпев поражение и оказавшись в заточении, он выказывал исключительное достоинство».
Испанцы, которые, за исключением Писарро, до сих пор воочию не видели императора, не осознавали того благоговения, с каким инки относились к своему повелителю. Атауальпа был не равнозначен европейскому королю — он имел и земную, и божественную природу. Подходя к Атауальпе, индейцы, по сути, входили в соприкосновение с божеством. В фигуре этого индейского лидера были сосредоточены законодательная, судебная, исполнительная и религиозная власти империи, насчитывавшей десять миллионов подданных.
Инкская империя представляла собой теократическую монархию; соответственно все блага и «обстоятельства судьбы», такие как правосудие, богатство, титулы, статус, еда, имели своим источником фигуру императора. Находящегося в заточении Атауальпу вождь провинции Уайлас спросил, может ли он посетить свою область. Атауальпа дал ему разрешение, но отвел вождю ограниченное время, чтобы поехать туда и затем вернуться. «Он задержался несколько дольше, — вспоминал кузен Писарро, Педро, — он вернулся, когда я находился рядом с императором; в качестве подношения вождь привез фрукты из своей области. Но, представ перед инкским императором, он вдруг весь начал дрожать — так, что даже не мог стоять. Атауальпа немного приподнял голову и, посмотрев на него искоса и улыбнувшись, дал ему знак уходить».
Инкский император, однако, не был настолько же великодушен в отношении к своему собственному брату Уаскару. Атауальпа все еще продолжал считать своего плененного брата своим единственным соперником за трон; и хотя Уаскар находился в заключении, он не переставал представлять собой угрозу. Атауальпа, вне всякого сомнения, полагал, что испанцы очень скоро уйдут. Он хотел, чтобы после этого его императорское положение никто не мог оспорить. Вскоре после пленения Атауальпы испанцами гонцы сообщили ему, что его брат в настоящий момент находится на расстоянии всего лишь нескольких дней перехода. К этому времени почти весь род Уаскара был истреблен. Став свидетелем жестокого убийства своих жен, детей и других родственников, Уаскар осознавал, что его самого теперь ожидает жестокая казнь. Как повествует один свидетель, «с Уаскаром, после того как он был взят в плен, обращались ужасно. В качестве еды ему подавали гнилую кукурузу и горькие травы. В его головной убор налили мочу ламы; над его естественным инстинктом надсмеялись, положив ему в постель камень, одетый в женское платье».