Подо рвом осталось огромное количество трупов. Красные тюрбаны смутно виднелись в темноте. Слышались стоны раненых, которых отступающие турки не унесли с собой. Среди защитников тоже кое-кто получил ранения, но не серьёзные. Тодорис слышал, как переговаривались генуэзцы:
- У тебя кровь.
- А! Пустяк.
Когда с турецкой стороны смолкли даже трубы, Тодорису хотелось спросить у Джустиниани, можно ли надеяться, что окончившийся бой - последний в эту ночь, но начальник генуэзцев ответил, не дожидаясь вопроса. Ответил приказом, прозвучавшим спокойно и твёрдо:
- Братья, отдыхаем. У нас есть полчаса!
В это время василевс, находившийся неподалёку, призвал к себе предводителя генуэзцев и спросил:
- Откуда ты знаешь, что случится дальше?
- Я не знаю, - ответил Джустиниани, в очередной раз заслуживший славу человека, "сведущего во всём", - но на месте нашего противника я действовал бы именно так. Сейчас будет новая волна наступления и, судя по всему, на нас нападут более умелые воины, чем только что. Но их мы тоже одолеем. Турки мешают сами себе. Их слишком много. В такой толчее, которую они себе устроили, трудно размахнуться и как следует нанести удар. Они давят только числом.
- А что будет дальше? - спросил василевс. - Как ты думаешь?
- Если я прав, то дальше будет третий бой, третья волна. Нам придётся биться с лучшими из лучших. Посмотрим, насколько хороши они окажутся.
Тодорис, последовав за Джустиниани к василевсу и присутствуя при разговоре, увидел, что генуэзец уверенно улыбнулся. Василевса и вельмож, стоявших рядом, эта улыбка ободрила. Их лица, напряженные и суровые, разгладились, но не совсем. В них сохранялось сомнение. Однако никто не решился прямо попросить у генуэзца заверений в том, что третий натиск тоже будет отражён.
Именно в это время в Городе послышался звон колоколов. Кажется, звонили во всех церквях, показывая защитникам, что о победе в нынешней битве молятся все жители. Василевс и вельможи благочестиво перекрестились. Предводитель генуэзцев последовал их примеру, будто нехотя. Тодорису вспомнилась его фраза, брошенная вчера: "А стену укреплять вместо них станет Бог?"
Юноша продолжал об этом думать, вернувшись с Джустиниани на позиции. И вот снова заиграла боевая турецкая музыка, привычная мелодия труб и барабанов, а затем послышался дружный боевой клич тысяч людей. Городские колокола уже не были слышны.
Новые враги, которые явились штурмовать баррикаду, не стали осыпать защитников стрелами и копьями, а сразу ринулись на приступ, и Джустиниани воспользовался этим. Он велел, чтобы его воины сами метали копья в нападающих, пока расстояние ещё слишком велико для ближнего боя. В ход были пущены те самые копья, которые ещё недавно летели в генуэзцев, и теперь генуэзцы вернули их туркам.
Копья разили почти без промаха. Тодорис видел, как первая линия нападающих, поначалу такая ровная, искривляется. Одни продолжают бежать к баррикаде, другие, не успев закрыться щитом от летящего копья, валятся вперёд, а третьи вынуждены переступать через них, ведь их подгоняют в спину четвёртые.
И всё же эта новая волна турецкого моря, несмотря на потери, не лишилась своей силы. Она нахлынула на баррикаду, и тут же стало ясно, что с этими врагами труднее разделаться, чем с предыдущими. Эти были более умелыми мечниками, и доспех у них оказался лучше. Вместо кожаных панцирей - кольчуги. На головах - шлемы.
Таких гораздо труднее ранить или убить, поэтому генуэзцы сменили тактику. Теперь в ход пошли не мечи, а всё те же копья, а также смола, которую лили вниз и тут же поджигали. Воздух огласился душераздирающими криками, запахло горелым мясом, всё пространство под баррикадами осветилось. Могло показаться, что приближается рассвет, но до него было ещё далеко, небеса оставались тёмными.
Тодорис, как заворожённый, смотрел на кричащих и горящих людей, которые тщетно пытались смахнуть с себя полыхающую смолу. Они падали, катались по трупам у подножья баррикады, старались сбить пламя. Кому-то пытались помочь те, кто ещё не вступил в битву.
Раненых оттаскивали назад, а их место занимали новые, карабкались по штурмовым лестницам, держа щиты над головой, но поднятый щит не спасал от копья, направленного в грудь, а если опустить щит, то на голову лилась смола. Что ни делай, а всё равно поражение - турки должны были скоро это понять, но они, кажется, не рассуждали, а просто следовали приказу, который гнал их вперёд. Следовали, чтобы в следующую минуту пополнить число раненых или убитых. Это казалось бессмысленно, и Тодорис на некоторое время просто перестал верить в реальность происходящего. Может, это сон?
Меж тем со стороны турецкого лагеря раздался многоголосый грохот пушек. Этот звук было ни с чем не спутать, но Тодорис всё же усомнился. "Турки стреляют в тыл своим же? Как так?" Но что бы ни являлось целью этой стрельбы, турки промахнулись. В темноте было трудно навести орудия.