Последние дни Константинополя. Ромеи и турки

- Мой друг, принцу очень одиноко, хоть он и не подаёт вида. Я провёл с ним целый день, рассказывал ему о себе, о войнах, в которых участвовал, вспоминал всякие занятные случаи из походной жизни, а мальчик слушал меня так, как будто никто не рассказывал ему ничего подобного. Я стал узнавать у него, что ему рассказывают наставники. К примеру, учитель истории или наставники в воинских упражнениях. Принц Мехмед замялся и сказал, что они рассказывают "иначе". Я принялся допытываться, что значит "иначе", но не добился почти ничего. Лишь услышал, что "все скучные". Наверное, никто не говорит с ним по-простому, не позволяет перебивать, а меня он ежеминутно перебивал вопросами, хотя все они были по делу.

- О! Поздравляю! Он тебя уже слушает! - весело сказал евнух, но Заганос не разделял его веселья:

- В конце дня, когда пришла пора прощаться, принц Мехмед был огорчён, но старался не подавать вида и небрежно сказал, что будет рад, если в следующий раз я приеду раньше, чем через полгода. Что же это такое? К нему раньше никто не ездил?

Евнух перестал улыбаться, но не потому, что понял друга, а потому, что стал не очень-то доволен: "Что это Заганос так расчувствовался? Когда я советовал не быть слишком строгим, то имел в виду не это".

Однако через год Шехабеддин и сам поддался тому настроению, которое видел у Заганоса. Это случилось, когда Мехмед, которому исполнилось двенадцать, был по прихоти своего отца назначен временным правителем, чтобы дать Мурату "отдохнуть от дел". А одновременно с этим сам Шехабеддин получил должность главы белых евнухов при новом "султане".

По должности начальнику белых евнухов не положено жить во дворце, так что путешествие в носилках стало ежедневным событием. Рано утром - из дома во дворец, а ближе к ночи - из дворца домой. Глядя в просвет между занавесками, Шехабеддин видел, как люди на улице расступаются и кланяются, но в то далёкое время почтение казалось похожим на насмешку, ведь власть главы белых евнухов во дворце вовсе не была подобна власти великого визира за пределами дворца. И во дворце, и за пределами безраздельно властвовал Халил, а Шехабеддину, уже успевшему вкусить власти на других должностях, было непросто смириться, что любое сколько-нибудь значительное распоряжение главы белых евнухов Халил может отменить по своей прихоти.

Шехабеддин не мог ему противостоять даже вдвоём с Заганосом, а про Мехмеда и говорить было нечего. И вот тогда-то Шехабеддин, бывший раб, проникся искренним сочувствием к двенадцатилетнему мальчику, который назывался султаном, но в то же время вёл почти рабскую жизнь, потому что сам себе не принадлежал. Мехмед вынужденно подчинялся знати. Все решали вместо него: Халил и прочие чиновники, заседавшие в диване*. Мехмед отдавал приказы, но "ошибочные" приказы не исполнялись, и малолетнего султана это очень ранило.

_____________

* Диван - государственный совет в Турции.

_____________

Однажды он, проявив не свойственную его возрасту мудрость, прямо сказал на заседании дивана:

- Я - как строитель, который возводит здание. День за днём укладываю камни раздумий в стену своего решения. А Халил-паша одним словом разрушает всё. Он говорит "неверно", а мне остаётся лишь смотреть на руины. Как долго это будет продолжаться?

- Пока повелитель не подрастёт и не станет правителем, достойным своего отца, - невозмутимо ответил Халил.

Похожим образом и учителя приказывали "султану", проводя с ним уроки по изучению Корана, турецкой литературы, математики, истории и так далее, но Мехмед не желал с этим смириться. Он стремился проявлять волю вместо покорности, и это нежелание быть рабом обстоятельств, заставило сердце Шехабеддина, с годами очерствевшее, размякнуть. Евнух стал, как любящая мать, которая каждый день только и думает, чем бы в тайне ото всех побаловать сына! К тому же должность главы белых евнухов как нельзя лучше подходила для таких целей.

Помня о том, какие выгоды в будущем принесёт благоволение турецкого львёнка, Шехабеддин на своей должности делал бы то же самое - баловал Мехмеда. Но это получилось бы с примесью притворства, а дети чувствуют такое гораздо лучше, чем взрослые, и потому искренние попытки Шехабеддина угодить оказались оценены - мальчик стал откровенен.

- Шехабеддин-паша, - произнёс он в один из вечеров, когда его уже приготовили ко сну и уложили, - я хочу тебя спросить...

- Конечно, мой повелитель, - ответил евнух.

- Не при них, - сказал маленький "султан", указывая на других слуг-евнухов, которые собирали вещи и гасили лишние светильники.

Шехабеддин сделал своим подчинённым знак поскорее удалиться.

- Шехабеддин-паша, - "султан" немного смутился, - я знаю, что Заганос-паша - твой давний друг.

- Мы дружим уже очень много лет, повелитель. Я даже не могу сразу подсчитать, сколько.

- А как найти такого друга? - спросил Мехмед.

- Мой повелитель хочет узнать, как мы с Заганосом-пашой познакомились и подружились?