Последние дни Константинополя. Ромеи и турки

Шехабеддин заподозрил, что мальчишка лжёт и просто хочет разжалобить слушателя.

- А как же другая твоя родня?

- Они - бедные люди. Они не могут взять меня к себе.

- Они согласны, что ты живёшь на улице? - продолжал пристрастно спрашивать евнух, а мальчик отвечал:

- Нет. Они уговорили священника нашего прихода, чтобы взял меня к себе. Но я сбежал.

- Почему?

Испуганный взгляд вдруг сделался злым:

- Меня там били! - крикнул мальчик. - А ещё... я не хочу жить там из милости. Я отработал каждый кусок, который съел, а мне говорили, что я даром ем хлеб. И что я до самой смерти буду должен. А я не хочу так. Мой отец был весь в долгах до самой смерти. Не хочу жить, как он. Лучше буду жить на улице!

- Ты выбрал неудачное время, чтобы переселиться, - заметил Шехабеддин. - Сейчас осень. Скоро зима. На улице ты можешь замёрзнуть совсем. Уснуть и не проснуться

- Мне не холодно. Я привык, - ответил мальчик, хотя даже сквозь слой грязи было видно, что его руки и лицо обветренны.

- Сколько ты уже живёшь на улице?

- С лета.

- И что же ты ешь?

- То, что нахожу в мусорных кучах. Я хотел просить подаяние, но там все места заняты. Меня прогоняют.

У Шехабеддина опять появилось подозрение, что мальчик хочет его разжалобить:

- А воровство? - спросил евнух.

- Я видел, как это делали другие, но до сегодняшнего дня не пробовал ни разу.

- Лжёшь. Пожалуй, я всё-таки отведу тебя к одному из ваших священников, а они уже разберутся, от кого ты сбежал.

Глаза мальчика снова наполнились ужасом:

- Нет, нет! Прошу, господин! Лучше отдай меня городской страже.

- Стража тоже отведёт тебя к священнику.

- Нет, я притворюсь немым. Тогда меня будет судить ваш судья и отправит в тюрьму. Пусть я лучше буду там.

Шехабеддин несколько раз цокнул языком и покачал головой:

- Ты не знаешь, что такое тюрьма.

- Знаю. Я видел, как заключённых показывали на площади и рассказывали об их преступлениях.

"Думает, что в тюрьме будет более свободным, чем у волхва, - мысленно улыбнулся Шехабеддин. - Не хочет быть рабом обстоятельств". Возможно поэтому, евнух вдруг увидел в уличном воришке некое отдалённое сходство с другим сорванцом, очень высокого происхождения. "Нет, - одёрнул евнух сам себя. - Как можно сравнивать этого оборванца и моего господина Мехмеда, которого у меня отобрали и увезли в дальний дворец". Когда Шехабеддин впервые познакомился с Мехмедом, Мехмеду было двенадцать, то есть примерно столько же, сколько этому мальчику... Нет, саму мысль о сравнении следовало гнать от себя, чтобы никого не оскорбить.

Тем не менее, Шехабеддин подумал, что незачем вести воришку туда, где ждёт наказание:

- А если я отведу тебя к себе в дом и накормлю? Ты согласен?

Мальчик задумался:

- Но ты ведь не станешь кормить меня просто так? Я должен буду отработать то, что съел?

- Ты не веришь, что кто-то хочет накормить тебя просто так?

- Нет, не верю.

Мальчику было, чего опасаться. Шехабеддин прекрасно знал, что "добрые господа" весьма опасны для бездомных детей. Заманят, а затем в лучшем случае объявят своей собственностью и продадут в рабство. А что может случиться в худшем случае, даже и думать не хотелось. Однако Шехабеддин никаких подобных намерений не имел, поэтому рассмеялся:

- Тогда мне придётся отвести тебя в мой дом против твоей воли. И накормить тоже против твоей воли.

Мальчик, которого всё ещё держали за шиворот, покорился. Но довольно охотно. И по дороге не пытался ускользнуть. А когда пришёл в дом Шехабеддина, то так же охотно позволил отвести себя в баню. И переодеть в чистую нерваную одежду, пусть она и была ему великовата. А уж ел он совсем охотно!

Меж тем наступила ночь, и Шехабеддин решил, что лучше отпустить мальчика обратно на улицу завтра, а не в темноте. Сорванцу выделили комнату для сна, уложили, но заперли дверь. От уличного воришки легко можно ожидать, что он решит обчистить дом. Если оставить его спать в запертой комнате, всем слугам спокойнее. Однако на рассвете мальчик весьма удивил Шехабеддина.

Проснувшись, евнух умылся и, пока не взошло солнце, начал совершать положенную молитву, как вдруг увидел у себя за спиной некий силуэт. Когда молитва была закончена, Шехабеддин уже успел разглядеть, кто стоит возле окна и наблюдает.

- Ты решил стать моей тенью? - непринуждённо спросил евнух у мальчика-воришки, всё так же сидя на коврах и положив руки на колени.

- Я не хотел мешать тебе, господин, - ответил тот. - Я хотел сказать, что ты напрасно велел запереть дверь, но забыл об окне. Утром я вылез через окно на дерево, а дальше - сюда.

- Почему именно сюда? - продолжал спрашивать евнух. - Ты мог бы взять что-нибудь ценное в комнатах, а затем перелезть через ограду и сбежать.

- Наверное, я так и сделаю, - ответил мальчик, который явно обиделся на предложение своровать.

- Нет, теперь уже поздно, - улыбнулся Шехабеддин, довольный тем, что мальчик умеет быть благодарным, ведь это редкость среди детей, привыкших жить на улице.

На улице они - как дикие зверьки и считают всё, что ты им дашь, не подарком, а своей добычей.