– Не говори так, Фарон, – возразил Станислас.
– А что, неправда? Ты, значит, посиживаешь себе в удобном кожаном кресле со стаканчиком виски и обводишь на картах первые попавшиеся города, чтобы посылать туда мальчишек на убой.
– Замолчи, Фарон! – заорал Станислас, вскочив со стула и в ярости наставив на того палец. – Ты ничего не знаешь! Вообще ничего! Ты не знаешь, какая мука для меня знать, что вы там, а я здесь! Что ты знаешь о моих страданиях! Вы для меня как дети!
– Так и веди себя как отец! – велел Фарон.
Повисла пауза. Станислас сел. Его трясло от гнева – на себя, на этих мальчишек, к которым он привязался, на эту проклятую войну. Он знал, что скоро они отправятся обратно, и не хотел с ними ссориться. Надо вспоминать друг друга добром. И он решился сказать, сказать им самую малость из того, что знал сам. Ни к чему не обязывающую. Просто чтобы они видели в нем того отца, каким он хотел для них быть.
– В Квебеке прошло совещание, – произнес он.
– И?
– Остальное – только слухи.
– Слухи? – переспросил Фарон.
– Коридорные сплетни.
– Я знаю, что такое слухи. Но что говорят?
– Якобы Черчилль провел переговоры с Рузвельтом. Якобы они решили собрать в Англии людей и боевую технику, собираются открыть фронт во Франции.
– Значит, скоро будет высадка, – сказал Фарон. – Когда? Где?
– Слишком многого ты от меня хочешь, – улыбнулся Станислас. – Может, через несколько месяцев. Может, весной. Кто знает…
Пэл и Фарон сидели в задумчивости.
– Весной, – повторил Фарон. – Стало быть, решили наконец внезапно дать немцам под зад.
Пэл, не слушая, сидел с отсутствующим видом. Несколько месяцев. Но сколько? И как отреагируют немцы на открытие фронта во Франции? Как быстро будут продвигаться войска союзников? Русские в битве под Курском победили и двинутся на Берлин. Ожидалось страшное сражение. Что будет, когда союзники дойдут до Парижа? Осада города? Пэл перебирал варианты, и его мало-помалу охватывал глухой страх: когда союзники изготовятся взять столицу, немцы устроят бойню, они так просто не сдадутся и столицу не оставят. Скорее разрушат ее, чем потеряют, сровняют с землей, предадут огню и мечу. Что будет с отцом? Что с ним станет, если немцы учинят в Париже то, что союзники сделали с Гамбургом? В тот вечер, вернувшись в Блумсбери, Пэл решил, что надо увезти отца подальше от Парижа.
Прошло дней десять, настала середина сентября. Больше никто из их товарищей в Лондон не вернулся. Станислас и не подозревал, что его откровения занимали все мысли Фарона и Пэла. Фарон еще больше укрепился в своих планах – падение “Лютеции” должно стать главной операцией, облегчающей продвижение союзнических войск во Франции. К тому же немецкая разведка не сможет ничего координировать. Крест “За боевые заслуги” ему обеспечен. А Пэл боялся за отца. Надо ехать к нему, отправить в безопасное место. Он должен сделать так, чтобы с отцом ничего не случилось.
Оба агента хотели как можно скорее отправиться обратно и двинуться к Парижу, но по разным причинам. К их величайшей радости, Секция F не стала тянуть: их снова послали на задание – Европа закипала. Фарона направили в Париж готовить бомбардировки. Пэла – опять на Юг. Плевать. Он не поедет на Юг. Он поедет в Париж.
Они провели несколько дней на Портман-сквер, получали приказы и инструкции. По вечерам встречались в Блумсбери. Фарон выглядел бесстрастным, несмотря на отъезд во Францию; Пэл старался держать себя в руках. В предпоследнюю ночь перед отправкой в транзитный дом Пэлу не спалось: он встал и, бродя по квартире, увидел Фарона. Тот сидел в глубокой задумчивости за кухонным столом, читал учебник Толстяка и жевал вконец засохшее печенье.
– Я был подонком, да? – внезапно спросил Фарон.
Пэл слегка растерялся:
– Да ладно, у нас у всех бывают минуты слабости…
Вид у Фарона был озабоченный, он напряженно размышлял.
– Значит, они будут высаживаться, да? – произнес Пэл.
– Не надо болтать про высадку.
Пэл пропустил его слова мимо ушей. Фарон, казалось, был взволнован.
– Боишься? – спросил Сын.
– Черт его знает.
– Когда я уезжал из Франции в УСО, я написал стихи…
Фарон молчал. Пэл на секунду скрылся в своей комнате, принес клочок бумаги и протянул Фарону. Тот что-то буркнул: не нужны ему ни стихи, ни кто бы то ни было. Но все-таки положил листок в карман.
Они долго молчали.
– Я заеду в Париж, – в конце концов сказал Пэл.
Он знал, что Фарон будет там.
Великан внезапно заинтересовался, поднял голову:
– В Париж? На задание?
– Более или менее. Мне надо туда заехать, скажем так.
– А зачем?
– Секрет, приятель. Секрет.
Пэл сознательно посвятил Фарона в свои намерения: если в Париже у него будут проблемы, тот наверняка ему понадобится. А Фарон подумал, что Пэл не будет лишним в атаке на “Лютецию”. Он отличный агент. И он раскрыл Пэлу свою явку:
– Будешь в Париже, заходи ко мне. У меня там конспиративная квартира. Когда появишься?
Пэл пожал плечами:
– Думаю, сразу после того, как попаду во Францию.
Фарон дал ему адрес.
– Про это место не знает никто. Даже Станислас, понимаешь, о чем я?
– Почему?
– У каждого свои секреты, приятель. Ты же сам сказал.