Последние дни Нового Парижа

Маг – Парацельс; Андре Бретон

КРАСНЫЕ КОЛЕСА (РЕВОЛЮЦИЯ):

Туз; Жаклин Ламба

Гений – маркиз де Сад; Жак Эроль

Сирена – Ламьель (героиня одноименного романа Стендаля); Жак Эроль

Маг – Панчо Вилья; Макс Эрнст

Джокерами были изображения Папаши Убю, омерзительного, сквернословящего клоуна-тирана из пьес любимого предшественника сюрреалистов Альфреда Жарри. Для этой карты позаимствовали рисунок, автором которого был сам Жарри.

В нашей временной шкале карты были опубликованы в сюрреалистском журнале «VVV» в 1943 году, в Нью-Йорке, и некоторые при этом были немного переработаны. В основном изображения были просто немного приведены в порядок, но случились и более существенные перемены. К примеру, туз революций превратился в колесо, балансирующее в луже крови, в то время как изначальный рисунок Ламба изображал водяное колесо, перемешивающее кровь. Таким образом, радикально меланхоличное и пророческое восприятие крови как движителя перемен было самым нехарактерным для движения образом выхолощено.

В реальности Нового Парижа карты не были опубликованы, но явно попали в город в виде чрезвычайно мощных манифовых предметов, с помощью которых можно было призвать гениев, сирен и магов. Тибо заверил меня, что в Париже наличествовали не только фигурные карты, но и те, которые с номерами. Однако что и как они воплощали, он не знал.

«Омара. С проводами». Было бы удивительно, не появись абсурдный, но культовый «Телефон-омар», созданный Сальвадором Дали в 1936 году, в измененном мире Тибо.

Образы, выцарапанные ключами. В 1930-х годах Брассаи создал знаменитую серию фотографий, запечатлевших рисунки, нацарапанные и почти выдолбленные в стенах Парижа. В Новом Париже лица (а это в основном были лица), которые он с такой одержимостью увековечивал на черно-белой пленке, живые и полны движения. По словам Тибо, стоило прижаться ухом к стене поближе, нацарапанные рты начинали шевелиться и шептать что-то на цементном языке, не понятном ни одному человеку.

Огромная акулья пасть, которая улыбается, словно глупый ангел. Этот маниф – из текста Элис Рахон 1942 г., где она описывает, как над городским горизонтом «появилась огромная акулья пасть, которая улыбалась, словно глупый ангел».

Это пескохальник. Пескохальник – странный зверь-маниф, явившийся на свет из картины «7 марта 1937–4 (Пескохальник)» работы необыкновенной Грейс Пэйлторп. Пэйлторп, ныне малоизвестная фигура, была описана Бретоном в 1936 году как «лучшая и самая подлинная сюрреалистка» из всех британских сюрреалистов (впрочем, эти слова представляли собой мимолетный комплимент с ноткой порицания). Во время Первой мировой войны она была военным врачом во Франции и впоследствии стала пионером британского психоанализа. Пэйлторп родилась в 1883 году и к живописи обратилась поздно, в возрасте пятидесяти двух лет, когда познакомилась с художником Рувимом Медниковым, который впоследствии стал ее сожителем (еще одно пересечение между мирами оккультизма и сюрреализма: они познакомились на вечеринке, организованной Виктором Нойбергом, сатанистом и одним из любовников Кроули). Пэйлторп и Медников были изгнаны из Лондонской сюрреалистической группы в 1940 году в ходе ядовитых распрей (Конрой Мэддокс назвал Пэйлторп «людоедкой»), но по духу ее работы явно оставались достаточно родственными сюрреализму, чтобы воплотиться в жизнь в Новом Париже после С-взрыва.

Бельфорский лев. Бельфорский лев – одна из иррационально усовершенствованных в 1933 году парижских достопримечательностей, но ни одно предложение из статьи не согласуется с описанием Тибо в точности. Каменные фигуры, сквозь которые он прошел, скорее всего, были беженцами из раздела «Бельфорский лев» романа-коллажа Макса Эрнста «Неделя доброты» («Une semaine de bonté»).

Статуей свободы. Полуживая замена подлинной Статуи свободы в Люксембургском саду явилась с гротескного коллажа, созданного в 1934 году чешским сюрреалистом Йинджихом Штирски.

где раньше был Дворец правосудия… опилки сыплются из окон и дверей Сент-Шапель. Форма, которую Дворец правосудия принял в Новом Париже, представляет собой комбинацию «иррациональных усовершенствований», предложенных Бенжаменом Пере, который хотел заменить его на бассейн, и Андре Бретоном, который хотел заменить его на огромное граффити, видимое с самолета, пролетающего над бывшим дворцом. Наполнить Сент-Шапель опилками предложил Тристан Тцара.