Последние дни. Павшие кони

Кляйн проскользнул по коридору в третью палату, увидел две задернутые ширмы. Открыл одну, там лежал мужчина с привязанными к койке руками, головой в бинтах, через которые просачивалась кровь – если, конечно, это была не просто падающая тень. Двигались только глаза человека – бешено вращались в орбитах, а потом вдруг резко сосредоточились на Кляйне. Пациент издал странный приглушенный звук и слегка сдвинул голову, и Кляйн увидел, что да, это не тень, а кровь. Он задернул занавеску.

За второй спал Фрэнк. Одна рука лежала поверх одеяла, второй не было – ампутировали между локтем и плечом, перетянули и забинтовали. Кляйн пододвинул к койке стул. Ногой задернул занавеску. Уложив голову Борхерта на колени, подождал, пока Фрэнк проснется.

Через какое-то время Кляйн понял: что-то не так. Фрэнк лежал слишком неподвижно. Казалось, что полицейский уже мертв, но нет, он дышал. Потом Кляйн понял, в чем дело.

Наклонился, ткнул в повязку Фрэнка пальцем:

– Я же вижу, что ты не спишь.

– И не говорил, что сплю, – ответил Фрэнк, приоткрыв глаза и сощурившись.

Кляйн улыбнулся. Они смотрели друг на друга.

– Зачем пришел? – спросил наконец Фрэнк. – Убить меня?

– Я хочу сдаться, – сказал Кляйн.

Фрэнк рассмеялся:

– Это же не полицейский участок. Зачем приходить сюда?

– Я думал, что задолжал тебе.

– И из-за чего конкретно ты хочешь сдаться?

– Из-за этого, – ответил Кляйн и поднял голову Борхерта.

– Боже мой, – сказал Фрэнк. – На хрена ты это притащил?

– Улики, – ответил Кляйн.

– Мне не очень хочется это видеть. Слушай, поставь на тумбочку, – предложил Фрэнк. – Или еще лучше – на пол.

Кляйн положил голову Борхерта на пол, у ножки кровати.

– И что это было? – спросил Фрэнк.

– Борхерт, – ответил Кляйн. – Лидер калек.

– Он торчит мне руку. Я рад, что он мертв.

– Не только он.

– Кто еще?

– Не знаю.

– Не знаешь?

– Имен не знаю, – сказал Кляйн. – Пара десятков человек. Более-менее. Их убил я.

– Калеки?

Кляйн кивнул.

– Сколько осталось?

– Не знаю.

– Господи, – сказал Фрэнк. – Вот тебе и ангел мщения. А теперь решил сдаться?

– Так точно, – ответил Кляйн.

– Почему?

– Чтобы опять быть человеком.

– Дружок, посмотри на себя. Ты с ног до головы в крови. Ты уже никогда не будешь человеком.

Кляйн отвернулся. Взглянул на голову, лежащую на полу. Когда он поднял глаза, Фрэнк так и смотрел на него.

– И что тогда? – сказал Кляйн.

– Что тогда? Хочешь сдаться – иди в полицейский участок и сдавайся. Не заваливайся сюда с мешком отрубленных голов, будто я что-то могу сделать. Чего ты ждал? Сочувствия? Понимания? Иди ты к черту.

– У меня только одна голова.

– Я видел две, – сказал Фрэнк, – у тебя на плечах и у тебя в руках. Уже на одну больше, чем полагается. Может, в твоем случае – и на две больше. Какого хрена ты вообще еще жив?

Кляйн пожал плечами.

– И всё? – спросил Фрэнк. – Приперся с головой и говоришь, что там найдется еще пара десятков, а когда я спрашиваю, как ты еще жив, можешь только плечами пожимать?

– Повезло, наверно.

– Повезло? Да ты как заговорённый.

– Не надо об этом, – сказал Кляйн.

– А что мне сказать?

Кляйн покачал головой.

– Ладно, – сказал Фрэнк. – У тебя был тяжелый день, массовые убийства ужасно утомляют. Не буду на тебя наседать. Но один вопрос.

– Какой?

– Почему ты еще здесь? Почему не свалишь и не оставишь меня в покое?

IV

В квартиру он добрался уже под утро. Позвонил домовладельцу, и тот открыл входную дверь от себя, но, завидев Кляйна в крови и с секачом, попытался закрыть дверь в свою квартиру. Кляйн его опередил. Сбил с ног, пока тот что-то лепетал. Попытался связать, не справился одной рукой, наконец вырубил плоской стороной ножа и запер в чулане.

Ключи к его квартире висели на крючке в кухне, прямо над раковиной. Он вырвал из стены провода обоих телефонов домовладельца, потом ушел, поднявшись к себе по лестнице.

Когда добрался до квартиры, обнаружил, что дверь открыта нараспашку, полицейская лента разорвана.

«Это когда-нибудь закончится?» – спросил себя Кляйн.

Медленно толкнул дверь и с секачом наготове вошел. Воздух был спертый и пыльный. Он видел в слабом свете из коридора пыль на полу, которая теперь поднималась медленными хмельными завихрениями. Увидел и множество отпечатков – уже неразличимых, и пятна на полу, а под ними – осколки стекла, блестящие, как тусклые глаза, и темные лужи высохшей крови. И рядом – другая тропинка следов, новая, без пыли, ведущая вперед.

Отпечатки вывели его из прихожей в квартиру. Там, в спальне, был Гус. Он сперва не заметил Кляйна, так и сидел, бессмысленно таращась на собственную изувеченную руку, проводя по гладкой плоти от третьего пальца до запястья, поглаживая, как зверька.

– Ты один? – наконец тихо спросил Кляйн.

Гус подскочил:

– Ой, это вы.

– Ты не ответил, – сказал Кляйн.

– Да. Один. Только я, Павел.

– Что ты тут делаешь?

– Я пришел вас увезти, – сказал Гус. – Павел хочет вас видеть. Хочет выслушать отчет.

– Какой Павел? – спросил Кляйн. – И что еще за отчет?

– Первый Павел, – ответил Гус. – Хочет знать, как все прошло.