Последние дни. Павшие кони

Он заметил это не сразу, но потом все разворачивалось очень быстро. Через считаные минуты он уже лежал на столе. На нем был бумажный халат с дыркой, позволяющей высунуться наружу пенису, а безжалостно привлекательная медсестра ввела целый шприц новокаина через отверстие мочеточника, после чего перетянула пенис на середине.

А потом с вежливой улыбкой оставила его одного.

На пять минут – может, десять, – в палате был только он, старался не смотреть на перетянутый и обескровленный пенис, который где-то онемел, а где-то его покалывало. Пять или десять минут, может, двадцать. Но сколько бы времени ни минуло, все равно казалось, что прошло больше.

Это продолжалось так долго, что он почувствовал облегчение, когда наконец пришел врач. Но ненадолго. Когда он увидел раздвигающийся аппарат, которым был вооружен врач, и узнал, что его планируется втиснуть в уретру и проталкивать, пока тот не войдет в мочевой пузырь, его переполнило что-то сродни панике.

– Будет немного больно, – сказал врач. Возле койки вдруг снова оказалась привлекательная медсестра. Она улыбнулась и взяла его за запястье. Только когда она взяла и второе, он понял, что она его не поддерживает, а удерживает.

– А может, и много, – признался врач, снимая прищепку с пениса и крепко за него хватаясь.

Врач, как оказалось, не врал. Больно было именно много, а может, даже больше. Когда все кончилось, главное, о чем не мог не спросить себя пациент, пока лежал и дрожал, – осталось ли от него хоть что-нибудь, что еще стоит спасать?

И что касается этого вопроса, он – или то, что теперь считается им, – до сих пор не знает ответа.

Секта

I

Ужасно было с самого начала. Он знал, что это катастрофа, знал с первого дня, может, даже с первого мгновения, что они, как бы она ни уверяла в обратном, не «предназначены друг для друга», что он должен убраться от нее так быстро, как только может, а то и еще быстрее. И все-таки он почему-то не мог. Он всегда был инертным человеком, но в этот раз повлияло что-то еще. Впрочем, что именно, он и сам не понимал.

Через несколько недель он твердо знал не только то, что им не предназначено быть вместе, но и что она ему даже не нравится, хотя к этому времени женщина уже переехала к нему. Последовавшие месяцы – да и все их отношения, если быть честным с собой до конца, – казались промывкой мозгов, если только можно промывать мозги, когда человек с болезненной ясностью понимает, что с ним делают. Он словно наблюдал, как кто-то другой переходил от унижения к унижению, но ничего не мог сделать. Вот только проблема заключалась в том, что этот кто-то был не кем-то другим – это был он сам.

Нет, им с самого начала не стоило быть вместе. Он знал это уже тогда, но ничего не смог остановить. Если бы она его не порезала, они бы наверняка до сих пор не разошлись. И даже когда порезала, этого едва хватило, чтобы вырвать его из отношений. Даже когда он лежал на полу, сжимал бок и ждал, когда же она вызовет скорую помощь, то уже начинал ее прощать, рассуждать, что в каком-то смысле, если подумать, в том, что она его порезала, виноват он сам. А она не хотела сделать ему больно по-настоящему – если бы хотела, взяла бы мясницкий нож. Но нет, она взяла обыкновенный маленький нож, даже не такой длинный, как для стейка – название этого ножа он даже не знал. Разве можно ее винить за то, что лезвие оказалось острее, чем она ожидала?

Конечно, она ничего такого ему не говорила – он все придумал сам, и даже сказал ей перед тем, как потерял сознание в первый раз. Нет, друзьям понадобились дни, если не недели, чтобы убедить его в одном: пусть она ничего такого не говорила, но зато сделала из него человека, который все скажет за нее сам. Она влезла ему в голову и перепрошила, изменила. Настолько, что когда он снова пришел в себя и обнаружил, что ее рядом нет, то не сказал себе «Она меня бросила в беде» или «Она сбежала, испугавшись, что ее арестуют за нападение». Нет, он подумал: «Наверное, она пошла за помощью». И отключился еще дважды, прежде чем заставил себя переползти через комнату, стащил телефон с журнального столика и набрал 911. И не потому – говорил он себе, даже пока набирал, – не потому, что думал, будто она этого не сделала, но только по одной причине: если позвонят и он, и она, то скорая помощь наверняка приедет быстрее.

Прошли недели, но в конце концов его убедили. Она так и не позвонила в 911. Она просто порезала его и сбежала – наверное, подумала, что убила. Даже тогда его бы не убедили, если бы он не осознал, что ей хватило присутствия духа собрать и забрать свои вещи. Просто побег он бы еще смог простить, но побег со всей одеждой и пожитками – дело другое.