Последние дни Помпей. Пелэм, или Приключения джентльмена

– Дорогой Пелэм, – сказал Гленвил, – мы должны видеться как можно чаще; я живу весьма уединенно, у меня превосходный повар, которого мне прислал из Франции знаменитый гурман, маршал де N. За стол я сажусь ровно в восемь часов и никогда не обедаю вне дома. Стол у меня всегда накрыт на три прибора, и ты можешь быть уверен, что всегда найдешь здесь обед в те дни, когда у тебя не будет более заманчивых перспектив. Какого ты мнения о моем вкусе в живописи?

– Одно только могу сказать, – ответил я, – раз уж мне предстоит часто обедать у тебя, я искренне желаю, чтобы твой вкус в винах был хоть наполовину так хорошо, как в живописи.

– Все мы, – сказал Гленвил, слегка улыбнувшись, – все мы, как мудро говорили в старину, «взрослые дети». Первая наша игрушка – любовь; вторая – показной блеск, в том виде, в каком он льстит нашему тщеславию. Ради него одни держат скаковых лошадей, другие гонятся за почестями, третьи задают пиры, а кое-кто – voici ma exemple[542] – собирает редкостную мебель или картины. Да. Пелэм, поистине, самые ранние наши желания – самые чистые; любовь побуждает нас алкать земных благ ради любимой, тщеславие – ради нас самих; так, первые проявления наших способностей приносят плоды другим, но последующих уже едва хватает для нас самих, ибо с годами мы становимся скаредны. Хватит, однако, морализировать – ты возьмешь меня покататься, если я оденусь быстрее, чем когда-либо одевался мужчина?

– Нет, – ответил я, – ибо я поставил себе за правило никуда не ездить даже с близким другом, если небрежно одет; переоденься не спеша, и тогда я охотно возьму тебя с собой.

– Да будет так! Ты любишь чтение? Если да – мои книги существуют для того, чтобы имя пользовались, полистай их, пока я буду заниматься своим туалетом.

– Ты очень любезен, – ответил я, – но читать не в моих привычках.

– Смотри, – продолжал Гленвил, – вот два сочинения, одно о поэзии, другое – по вопросу о католиках; оба посвящены мне. Сеймур – жилет! Вот видишь, что значит обставить свой дом не так, как другие люди: один миг – и уже ты bel esprit[543], ты – меценат. Поверь, если только твои доходы позволяют, эксцентричность – самый верный способ достичь славы! Сеймур – сюртук! Я к твоим услугам, Пелэм! Теперь ты веришь, что мужчина может безукоризненно одеться в короткое время?

– В виде исключения – да! Allons![544]

Мне бросилось в глаза, что Гленвил носит глубокий траур; из этого обстоятельства, а также из того, что слуги, обращаясь к нему, титуловали его, я заключил, что его отец скончался совсем недавно. Вскоре выяснилось, что я ошибся. Старый баронет умер несколько лет назад. Гленвил заговорил со мной о своей семье.

– Мне хочется поскорее представить тебя матушке, – сказал он. – О сестре я тебе ничего не буду рассказывать; я уверен, ты изумишься, когда увидишь ее. Теперь – она мне дороже всего на свете, – при этих словах по лицу Гленвила пробежала тень.

Мы уже были в парке; мимо нас проехала леди Розвил, оба мы поклонились ей; я был поражен тем, что Краска бросилась ей в лицо, когда она ответила на наше приветствие. «Неужели это относится ко мне?» – подумал я и взглянул на Гленвила; его лицо снова прояснилось, теперь оно приняло свое обычное гордое, но отнюдь не вызывающее, спокойное выражение.

– Ты хорошо знаком с леди Розвил? – спросил я.

– Очень хорошо, – коротко ответил Гленвил и заговорил о другом. Мы хотели было выехать из парка через Кемберлендские ворота, но нас задержало скопление экипажей; в это время кто-то зычным, грубым, вульгарным голосом окликнул Гленвила. Я обернулся – и увидел Торнтона.

– Ради всего святого, Пелэм, – гони! – вскричал Гленвил. – Избавь меня от этого гнусного плебея!

Торнтон уже перешел аллею и направился к нам; я приветливо помахал ему рукой (я никогда ни с кем не бываю груб) и быстро выехал через другие ворота, сделав вид, будто не заметил, что он хочет поговорить с нами.

– Слава богу! – вымолвил Гленвил и погрузился в глубокое раздумье, которое мне так и не удалось прервать, покуда мы не доехали до его особняка.

Вернувшись в апартаменты, которые я занимал у Майварта, я нашел там визитную карточку лорда Доутона и письмо от матушки: