– Сэр, вы проявили участие и – разрешите мне прибавить – деликатность, весьма редкие в вашем возрасте. Сэр, я верну вам эти деньги, как только смогу, а пока дозвольте мне сказать, что я сочту знакомство с вами за величайшую честь.
– Спасибо, старина, – ответил Дартмор, надевая перчатку, прежде чем пожать руку своего новоявленного друга, протянутую весьма изящно и величаво, но на редкость неопрятную и, видимо, давно не встречавшуюся с мылом.
– Эй, послушай, чертов ублюдок, – гаркнул мистер Гордон, после крепкого рукопожатия тотчас снова повернувшийся к парню за прилавком. – Послушай! Дай мне сдачи с этого полсоверена, чтоб тебя громом разразило! И налей нам по двойной порции самого что ни на есть лучшего джина, да поживее – слышишь ты, бледнорожая каналья с иссохшей печенью, выжиматель пенсов, губитель здоровья, обиратель нищих, бездушный Ариман[575]
, командующий злыми духами. Вот что, джентльмены, если вы сейчас свободны – я введу вас в свой клуб; у нас там избранная компания, все люди большого ума; некоторые из них, правду сказать, малость неотесаны, но ведь не все мы рождаемся Честерфилдами[576]. Дозвольте, сэр, просить вас о величайшей любезности – соблаговолите назвать свое имя.– Дартмор.
– Мистер Дартмор, вы – джентльмен! Эй ты, прохвост, стоячая лужа сивушной настойки, где от настойки одно название, тесный, грязный, жалкий проходной двор, именуемый человеком! Твое тело – ни дать ни взять собачья конура, а душа – сущая выгребная яма. Давай сдачу и джин, негодяй! О-го-го! По какому такому праву ты, кабацкий Прокруст[577]
, низводишь нашу законную жажду до своей жульнической меры? Семь с половиной пенсов! Почему бы тебе, собачий ты язычник, не завести девиз? На – вот самый для тебя подходящий: «Мера за меру, а платить будет сам дьявол!» Ого-го! Мерзкий мухомор в образе торгаша – ума в тебе не больше, чем в пустой бутылке из-под воды! А когда ты попадешь в ад, черти тебя приспособят охлаждать меха бесовской кузницы! Я тебе скажу, пакостник, почему тебе там будет еще хуже, чем дьяволу, до пояса погруженному в кипящую серу: потому, подлец ты этакий, что дьявол там сварится только наполовину, а ты – целиком! Идемте, джентльмены, я к вашим услугам.Глава XLV
История философствующего бродяги, погнавшегося за новизной и утратившего душевное спокойствие.
Следуя за нашим странным другом, мы пробрались к двери. Он с подлинно аристократическим презрением раздвигал теснившихся там людей локтями, не обращая никакого внимания на шуточки, отпускаемые насчет его одежды и повадки; как только мы выбрались из толпы, он остановился (это в самой середине сточной канавы!) и предложил нам дальше идти рука об руку с ним; но мы не соблазнились этой высокой честью, ибо, не говоря уже о потрепанной внешности мистера Гордона, его одежда издавала запах, быть может, не столь неприятный ему самому, как тем, кто общался с ним. Поэтому мы пропустили его предложение мимо ушей и только попросили его указывать нам путь.
Он свернул в узкую улицу, затем провел нас по самым мрачным, глухим закоулкам, какие я когда-либо видал, и, наконец, остановись у какой-то низенькой двери, дважды постучал. На стук, зевая и шлепая ночными туфлями, вышла женщина с голыми красными руками и пышными рыжеватыми волосами. Эту Гебу[578]
мистер Гордон приветствовал звонким поцелуем, после чего она разразилась потоком весьма недвусмысленной брани.– Ш-ш, моя трефовая дама – султанша Сутина! – воскликнул мистер Гордон. – Ш-ш! Или джентльмены подумают, что ты это всерьез. Я привел в клуб трех новых посетителей.
Эти слова несколько смягчили разъяренную гурию, жительницу восхваляемого мистером Гордоном рая, и она весьма учтиво предложила нам войти.
– Постойте! – с важным видом провозгласил мистер Гордон. – Сначала я должен зайти один и попросить наших джентльменов допустить вас в клуб; это только формальность, одного моего слова достаточно. – Затем он исчез минут на пять.
Воротясь, он с радостным видом заявил нам, что мы – желанные гости, но должны предварительно внести обычную входную плату – по шиллингу каждый. Мы мигом собрали деньги; наш чичероне неспешно положил их в жилетный карман, а затем провел нас по коридору в небольшую комнату окнами во двор, где сидели не то семь, не то восемь мужчин, окутанных клубами табачного дыма и очевидно полагавших, что всевозможные напитки, изготовленные из солода, умеряют жар, вызываемый виргинским зельем. Входя, я заметил, что мистер Гордон опустил в какой-то ящичек три пенса, из чего проницательно заключил, что на разрешении нам доступа в клуб он заработал два шиллинга девять пенсов. Затем он с ухарским видом направился к верхнему концу стола, расселся там и, как заправский гуляка, шумно потребовал кружку «пойла» – горячего пива пополам с джином – и трубку. Чтобы не ударить лицом в грязь, мы сделали такие же роскошные заказы.