Последние дни Сталина

Бурные события того дня не обошли стороной и семью Никиты Хрущева. Его сын-подросток Сергей с друзьями-студентами пытался подобраться ближе к Дому Союзов. Попав в людской водоворот, они так и не достигли своей цели, и большую часть дня 6 марта, а также всю последующую ночь до самого утра их носило в толпе от одного квартала к другому. В конце концов они, как и Евтушенко, оказались на Трубной площади. Но плотные массы людей помешали Сергею и его друзьям протиснуться ближе. Он не мог ничего сообщить родителям, и они не знали о его местонахождении. После того как по городу поползли слухи о человеческих жертвах, его отец начал обзванивать отделения милиции и морги, пытаясь выяснить судьбу сына. Наконец, в субботу утром, 7 марта, тот вернулся домой[214]. В ночь накануне похорон «санитарные машины, милиция и войска развозили изуродованные тела по больницам и моргам», писал Дмитрий Шепилов[215]. Никто не может сказать, сколько людей погибло на улицах Москвы за те несколько дней, пока длился траур. Жертвы исчислялись сотнями, а, возможно, и тысячами. Как писал Синявский, «дай ему волю, он всех бы с собою унес»[216]. Никита Хрущев придерживался иного мнения. После своего прихода к власти он неоднократно по разным поводам заявлял, что в давке и панике погибло 109 человек (и еще какое-то количество людей погибло в Ленинграде и Тбилиси, где также собрались большие толпы)[217].

Непрекращающийся поток людей в направлении Красной площади имел еще одно непредвиденное последствие. В один день со Сталиным умер композитор Сергей Прокофьев. Признанный одним из лучших композиторов столетия, Прокофьев последние годы жизни провел в опале. Партийные чиновники дважды критиковали его произведения за так называемые «формалистские» тенденции. Прокофьев страдал от высокого давления, поэтому предполагается, что он, как и Сталин, стал жертвой кровоизлияния в мозг, случившегося вечером 5 марта, меньше чем за час до смерти самого Сталина.

Прокофьев умер, находясь в квартире своего тестя недалеко от Красной площади, но улицы были настолько запружены народом, что было очень трудно организовать вынос тела. Похороны должны были состояться в субботу 7 марта в Доме композиторов, но автобус не мог подъехать к дому. Шесть студентов вызвались нести гроб. Они двинулись по боковой улице, которая шла параллельно главной артерии, запруженной людьми. Им потребовалось пять часов, чтобы преодолеть расстояние в два километра, «иногда опуская свою печальную ношу на мерзлый тротуар, чтобы отдохнуть»[218].

На поминки собралась небольшая группа членов семьи, друзей и коллег[219]. Официального сообщения о смерти Прокофьева не было несколько дней, и невозможно было достать цветы, чтобы украсить гроб. Все цветочные композиции по всей стране были реквизированы для единственной цели: почтить Сталина. Одинокий венок, раздобытый для Прокофьева, прислонили к роялю, кто-то принес комнатные растения, чтобы украсить гроб. Тем не менее знаменитые музыканты и композиторы нашли способ выразить свое уважение покойному. Тихон Хренников, печально известный глава Союза композиторов, который годами третировал Прокофьева и его семью, добился того, чтобы церемония была организована должным образом[220]. Дмитрий Шостакович произнес речь. Скрипач Давид Ойстрах исполнил две части из прокофьевской сонаты для скрипки 1946 года. Пианист Самуил Фейнберг, который был любимым аккомпаниатором Ойстраха, сыграл несколько произведений Баха. Прокофьева похоронили вечером того же дня на московском Новодевичьем кладбище, самом знаменитом в стране, где были погребены многие известные люди, в том числе Антон Чехов и Николай Гоголь, а позднее Никита Хрущев, Дмитрий Шостакович, Борис Ельцин и Мстислав Ростропович.

Дом композиторов находился недалеко от Пушкинской площади, примерно в миле с небольшим от Красной площади и Дома Союзов, если идти вдоль улицы Горького. Многих музыкантов, игравших в честь Прокофьева, вскоре срочно вызвали на похороны Сталина. В обычное время они легко могли бы дойти пешком, но сейчас на улицу Горького с разных сторон изливались толпы людей. Властям пришлось отрядить двадцать крепких милиционеров, которые прокладывали путь через толпу, а за ними, сжимая в руках инструменты, протискивались музыканты. К моменту, когда они добрались до сцены Дома Союзов, они были совершенно измотаны.