– Во дворе какой-то старик, – бросила Анжелика, вытирая руки кухонным полотенцем. – Запутался в кустах пираканты. – Она тоже взглянула на шкаф. – Конечно, это должно было случиться как раз в тот момент, когда свинья решила вложить в дело свои два цента.
– Вложить в дело… – повторил Кути, уловив из-за пределов здания какую-то мелькнувшую и тут же исчезнувшую мысль. – Оливер, пригласи, пожалуйста, Арки Мавраноса, ладно?
– Ладно. – Оливер легко выпрямился и выбежал к двери, ведущей на автостоянку во дворе.
– Это призрак, там, снаружи? – осведомилась Диана, беременная жена мертвеца, лежавшего в кухне.
Она стояла рядом с Анжеликой; Кути уже привык к ее облику – все волосы с ее головы выпали в первую же ночь, которую мертвый король и его спутники провели в «Солвилле», в первую ночь после цареубийства. Вероятно, внезапное облысение явилось проявлением скорби и боли утраты, но Кути не раз приходила в голову мысль, что оно могло оказаться последствием неверно заданного им вопроса, когда вся эта компания десять дней назад заявилась сюда на красном автомобиле.
«Почему ваша тачка цвета крови?» – спросил он, а надо было: «Кто ездит в этой машине?» Черт бы побрал все эти магические условности, подумал он.
– Возможно, – ответил он вслух, – старик просто запутался в кустах; это могло бы случиться с кем-нибудь из тех, кого Джоанна зовет чудищами – старыми призраками, которые не рассеялись, а сформировали себе тело из всякого мусора и шляются, выклянчивая мелочь на спиртное. Из листвы, и чинариков и лопнувших шариков… Но он совершенно не похож на… на тех, кого мы ждем.
– Три царя, – сказал Скэт. – С золотом, ладаном и миррой.
В двери, ведущей с заднего двора, появились Арки Мавранос и, следом за ним, Оливер.
–
– Не хочешь вынести ему чего-нибудь? – спросила Диана, все еще державшая в руке половник, вынутый из кастрюли с буйабесом.
– Приготовьте тарелочку камней, – ответил Кути, – вдруг он еще не обедал.
Мавранос рассмеялся, и они с Кути направились по коридору к парадной двери; оба они, не сговариваясь, не воспользовались коротким путем, через кухню, где лежал мертвый бородатый король.
Кути снял цепочку, открыл дверь, они вышли на улицу, где все так же выли собаки, а воздух ощутимо посвежел, и, когда завернули за угол, Кути отпрянул назад и невольно вскрикнул при виде старика, ворочавшегося к кустах пираканты.
В слабом желтом свете из кухонного окна казалось, что старик размахивает множеством длинных, тонких, как у насекомого, ног или антенн; он походил на гигантского паука-косиножку. Но, присмотревшись к седобородой фигуре в гуще кустов, Кути с облегчением понял, что все эти трепещущие в воздухе гибкие нити сделаны из металла и прикреплены к поясу старика.
– Черт возьми, я ведь его
– Типун тебе на язык! – рявкнул старик, разгребая руками кусты, как будто пытаясь помочь освободить себя. – Нет, я не умер.
– Все так, но он в доме, мы не держим его в кустах. А где Козявка?
Старик тяжело дышал, но все же послушался Мавраноса и стоял спокойно, пока тот освобождал его.
– Вот
– Мне искренне жаль, – сказал Мавранос. Он наконец-то распутал последний прутик, и старик по имени Джо в ореоле своих антенн стоял, чуть покачиваясь, на подъездной дорожке, напоминая, как подумал Кути, не то морского ежа, занесенного сюда высоким приливом, не то большое старое семя одуванчика, прилетевшее с ночным ветерком.
Тут с темной улицы за спиной Кути послышался громкий взволнованный шепот:
– Спроси у них.
Кути обернулся на голос, заметив краем глаза, как Мавранос резко сделал то же самое.
По дорожке, волоча ноги, к ним направлялся долговязый, тощий темноволосый мужчина, одетый в одну футболку и заметно дрожавший от холода.