Когда они вылезли из машины и направились к дому, Пламтри обняла его одной рукой за талию и положила голову ему на плечо. Кокрен открыл дверь ключом, пропустил ее вперед, дал в руки пакет из винного магазина и снова запер дверь на ключ, а после этого, вполне естественно, оба направились в спальню. Там был все тот же беспорядок, который они оставили после своего торопливого визита пять дней назад.
Пламтри отвинтила пробку «Саузерн комфорт», щедро плеснула ароматной жидкости в стакан, стоявший на тумбочке, и осушила его одним глотком. Потом начала одной рукой расстегивать пуговицы блузки, и указательным пальцем другой прикоснулась к его губам.
– Молчи, – шепнула она.
Кокрен кивнул и, сев на кровать, принялся снимать грязные туфли.
Глава 22
Я бы не стал лишать полковника Харасти части заслуг, причитающихся ему как первому из первых энтузиастов культурного виноделия этого штата, но исследование предмета приводит к выводу, что слава интродукции (винограда зинфандель) в штате не относится к завоеванным им лаврам… Но кому же мы обязаны появлением этого сорта? Одному из пионеров освоения Калифорнии, предприимчивому торговцу из Сан-Франциско, покойному капитану Ф. У. Макондрею, который первым в Калифорнии вырастил лозы зинфанделя в винограднике при своем особняке, на углу Стоктон и Вашингтон-стрит в Сан-Франциско.
Оставшись без ключей от номера в мотеле, Анжелика, Пит и Мавранос уже час сидели в синем пикапе на стоянке мотеля «Стар». Мавранос не стал ничего есть в «Баре неудачников», и позже, не вытерпев, перешел через улицу и купил сэндвич с тунцом, но есть его вернулся в машину. К тому времени, когда он покончил с едой и бросил обертку на пол, ни Кокрен, ни Пламтри, ни Кути так и не появились. Примерно каждые пять минут кто-то из них терял терпение, вылезал, поднимался по лестнице и стучал в дверь, но ответа, естественно, не было.
Они вернулись сюда окольным путем через зеленые газоны Президио. Пит вел машину, а Анжелика смотрела, нет ли за ними слежки. Кокрен и Пламтри сбежали из бара и уехали, прихватив с собой карабин Анжелики, оставшийся под передним сиденьем их машины, но у нее был еще пистолет 45-го калибра, а револьвер Мавраноса теперь лежал на сиденье грузовика под развернутой картой «Три-A».
Плоть Анжелики отзывалась трепетом на прикосновение пистолета, торчавшего теперь у нее за поясом.
– Арки, сколько будет дважды двенадцать? – быстро спросила она.
Мавранос вздохнул и вытер ладонью запотевшее лобовое стекло.
– Двадцать четыре, Анжелика.
– Это
– О, Пит, я знаю, что так и было бы, – подавленно ответила она, – и ты возвращался за мной оба раза, когда в нас стреляли. Я рада, что это
Мавранос искоса прищурился на нее с выражением, которое вполне могло говорить о понимании и сочувствии.
– Дважды тринадцать! – рявкнула она.
– Двадцать шесть, – сказал Мавранос. – Ты как-то говорила, что два года назад, на «Куин Мэри», застрелила какую-то даму, решив, что она убила Пита. Сегодня ты подумала, что эти парни убили меня. Оба раза плохие люди убили бы нас, если бы ты их не остановила, если бы не убила их самих. Сколько будет половина от двух?
– О, – сказала она с неожиданным, подчеркнутым весельем в голосе, – меньше одного, если, конечно, речь идет о нас с Питом. – Она смотрела мимо Мавраноса и теперь опустила голову и потерла глаза. – Сколько времени здесь стоит этот бирюзовый «БМВ»? У него мотор не выключен. Видите пар?
Пит повернулся на сиденье, чтобы посмотреть.
– Там сидят четверо, – сказал он через мгновение. – Двое на заднем сиденье какие-то… забавные.
Мавранос не отрывал взгляда от тротуара Ломбард-стрит.