На Нантакете с его суровыми зимами юная Мэри-Эллен отказалась от карибского верования вуду, которое переняла от матери, и перенесла свою преданность на более древнего бога – дикого покровителя леса и плюща. Еще подростком она научилась привязывать полоски сосновой коры к подошвам обуви, чтобы маскировать свои следы, когда воровала фрукты с соседних ферм по ночам, и ее поймали лишь однажды, когда она попыталась применить этот трюк, чтобы украсть орешки экзотического бразильского арахиса.
Хозяйка научила служанку делать и разливать новое вино, а когда Мэри-Эллен сравнялось двадцать четыре (она все еще оставалась девственницей), в магазине случился пожар, и он сгорел, и хозяйка умерла от потрясения (или, возможно, страха), слишком пристально всматриваясь в высокие, привольно пляшущие языки пламени. Мэри-Эллен унаследовала сотни бутылок, которые, вопреки всякой вероятности, не пострадали.
Новый сорт вина именовался также
Но ее воля взяла верх – она
В том же 1840 году в Америку иммигрировал венгр по имени Агостон Харасти, который в 1848 году в Сан-Диего принял тайный титул короля американского Запада – первым из королей Нового Света, но Мэри-Эллен сочла себя негодной в его королевы, и поэтому его царствованию предстояло оказаться шатким и неудачливым.
Чтобы спрятаться надежнее, она прошла официальный обряд крещения в католичество, а потом вышла замуж за хозяина табачной плантации в Чарльз-тауне, штат Вирджиния. Она отравила его мышьяком и вскоре после этого вышла замуж за надсмотрщика плантации, чтобы освященным образом заполучить фамилию этого случайно подвернувшегося человека: Плейссанс, которая произошла от французского plaisant – шут, шутник. Это имя фактически само по себе являлось пестрой маской.
Со своим вторым мужем она вернулась в Новый Орлеан. Выдававшая себя за католичку, Мэри-Эллен в эти дни мало походила на девочку, бегавшую когда-то по залам монастыря урсулинок в муслиновом платье и сандалиях, подвязанных лентами, – она взялась за кровавую практику настоящего вуду, под опекой небезызвестной Мари Лаво, которая пристроила Мэри-Эллен на высокооплачиваемую должность поварихи в имении плантатора в близлежащем Байу-Сент-Джон.
Мэри-Эллен была искренней и пылкой поборницей аболиционизма и использовала свое привилегированное положение для налаживания контактов с рабами-неграми по всем окрестностям Нового Орлеана; ей удалось посредством «подземной железной дороги»[16]
вытащить на свободу такое их множество, что власти начали разыскивать светловолосую негритянку, которая, похоже, всегда каким-то образом принимала участие в побегах, – и эту женщину, крадущую рабов, весьма точно описали как высокую и худую, с глазами разного цвета.Поэтому однажды ночью Мэри-Эллен пришлось сбежать, оставив в постели вместо себя валик из одеял, задрапированный в ее ночную рубашку и прикрытый с одного конца париком. Мари Лаво купила ей билет на пароход до Сан-Франциско в обход мыса Горн.
Мэри-Эллен попала в Сан-Франциско 7 апреля 1852 года – но уже через несколько месяцев туда прибыл и Агостон Харасти собственной персоной, чтобы основать свое королевство в близлежащей Сономе, и конечно, он привез с собой черенки винограда, предназначенного богом для Нового Света, который к тому времени уже возделывался в районе Залива и был известен под названием «зинфандель».
И все равно бог так или иначе простил бы ее – но она взбунтовалась против него.
Она быстро добилась славы повара, способного восхитить любого гурмана, подавала каджунские
– Моя жизнь, – печально сказала она Кути, сидя напротив него за кухонным столом, – состояла из