Через минуту Пит и Анжелика уже сидели в машине. Анжелика держала два пакета с орешками, а Пит – охапку сырых полосок коры, пахнущих плесенью.
Мавранос переключил передачу на движение и тронул машину от тротуара.
– Теперь выбираемся из города? – спросил он.
– Да, – сказала Анжелика, – но не по 101-му. – Она улыбнулась. – Забирай на юг по 280-му шоссе.
Глава 24
Помывшись под горячим душем, Кокрен вытер запотевшее зеркало и принялся тщательно чистить зубы; разглядывая загнанное выражение своего лица, он думал о зеленой зубной щетке Нины, висевшей в прорези всего в паре дюймов за зеркальной дверцей, и решил не открывать шкафчик над раковиной, чтобы достать бритву. Выуживая свою щетку, он не обратил внимания, суха ли щетка Нины, и не желал этого знать.
Когда он встал с постели и пришел туда, Пламтри крепко спала, укрывшись простыней. Душ и встряска от жгучего полоскания для рта «Доктор Тичнор» отрезвили его, и он почувствовал себя совершенно сбитым с толку, осознав, что голая блондинка, с которой он познакомился неделю назад, в этот момент проминает расслабленным телом пружины той самой кровати, на которой он спал с Ниной.
Он как бы отстраненно порадовался тому, что кассета из телефонного автоответчика лежит в кармане его рубашки, висящей на спинке стула близ кровати: ему совершенно не хотелось знать, как он может отреагировать, если вдруг кто-нибудь позвонит по телефону и из аппарата прозвучит записанный голос Нины.
Пламтри определенно проспит еще пару часов, не меньше. Кокрен не следил за содержимым бутылки «Саузерн комфорт», но Пламтри подливала в свой стакан не менее полудюжины раз – до, во время и после. Его сознание просто отбросило подробности воспоминания о том, как они любили друг дружку; сейчас он мог представить себе – да и то весьма расплывчато – ее горячее, прерывистое дыхание, приправленное запахом сигарет «Мор» и вкусом «Саузерн комфорт» (персиковый сироп и виски).
Он сплюнул в раковину и прополоскал рот холодной водой из-под крана, которую набрал в ладони, потому что стакан из ванной находился в соседней комнате и был липким от ликера. Войдя сюда, он закрыл за собой дверь и теперь помешкал, прежде чем снова открыть ее; постояв в нерешительности, он поднял брошенные на пол джинсы, надел их, застегнул молнию на ширинке и лишь после этого повернул покрытую испариной дверную ручку и шагнул на ковер спальни.
И замер от изумления: Пламтри сидела в кровати, закутавшись в простыню, которую держала у самого подбородка.
Увидев Кокрена, она слегка расправила вздернутые в испуге плечи и всхлипнула:
– О, это ты, Костыль! Ну зачем? Я ведь
Кокрен почувствовал, что его лицо вспыхнуло и тут же стало прохладным от испаряющегося пота, потому что он внезапно вынужден был признаться себе, что будет беззастенчиво лгать.
– Дженис, – сказал он с излишней горячностью, – я думал, что это ты! А ты говоришь, что это была
– Ты меня!.. Это все равно что овладеть мной, пока я без сознания, как тот парень, который чуть не изнасиловал меня в машине возле бара в Окленде. Но
– Дженис, это была ужасная ошибка, клянусь, я ведь думал, что мы… что ты в
– Я сказала «все равно». Ты
– Ах ты, сукин сын! Ты хоть соображаешь, как сильно ее обидел? Она ведь
– О, Коди, я понимаю, – беспомощно ответил он. – Но, черт возьми, мы оба были
Коди скорчила презрительную гримасу.
– Хочешь сказать, будто ты не знал, что это была Тиффани? И даже не подозревал? И что говоришь правду?