Последние дни. Том 2

– Я… – Он вздохнул. – Да. – Он снял рубашку со стула и просунул в рукава непослушные, тяжелые, как свинец, руки. – Нет, пожалуй, что нет… Не то чтобы даже не подозревал. Ты права… она права – я не думал о том, кто со мной, я просто… оказался тем, кем ты меня назвала. – Он уже чувствовал, что ткань рубашки начала липнуть к свежевымытой коже. – Господи… Коди, но я ведь не такой, и мне очень жаль. Вы все заслуживаете гораздо большего… Уважения? Предупредительности?… С моей стороны. Боже… Как мне?…

– Для начала выйди отсюда, чтобы я могла одеться.

– Да, конечно. – Он принялся поспешно застегивать рубашку и рискнул с неуверенной улыбкой взглянуть на женщину. – Можешь называть меня как хочешь, я заслужил, но… осмелюсь сказать… очень надеюсь, что ты все же меня не покинешь. – Он шагнул к двери в коридор. – Я буду в кухне, приготовлю кофе.

По крайней мере, она ничего не сказала ему вслед.

В кухне он набрал воды из-под крана в стеклянный кофейник и залил в кофемашину. При этом он вспомнил, как Мавранос заливал пивом телевизор в мотеле «Стар», а также то, что номер снимали по кредитной карточке Нины. Пять суток, плюс испорченный телевизор. Одному богу известно, во что это обойдется.

Насыпая ложкой молотый кофе в фильтр, он задумался о том, что может представлять собой Тиффани, насколько она полноценная личность, является ли чем-то большим, чем просто сексуальной составляющей Пламтри, без каких-либо особенностей характера, кроме подчеркнутого пристрастия к сигаретам «Мор» и «Саузерн комфорт». Возможно, она наделена еще одной-двумя чертами, которых он пока не обнаружил, – какими-то предпочтениями по части кино или еды. Какие-нибудь желторотые юнцы, вероятно, сказали бы, хихикая, что это идеальная женщина. Кокрен попытался сообразить, был ли он когда-нибудь настолько легкомысленным, чтобы говорить что-то подобное. Да что там, он сегодня оказался настолько легкомысленным, что воспользовался этой ограниченностью, что, как ни крути, гораздо хуже.

Он вставил фильтр-воронку в кофемашину, щелкнул выключателем и открыл шкаф, чтобы достать чашки. Его руки все еще дрожали. Сахар был на столе, он открыл холодильник и вынул начатую картонку молока.

Пламтри походила на семью из нескольких сестер – с редко появляющимся отцом, наводящим на всех ужас, и сумасшедшей матерью. Кокрену сначала понравилась милая сестра, а переспал он с нимфоманкой, но вот та, на которую он мог положиться и которой даже восхищался, была суровой…

Он разлепил отрезанный уголок молочной картонки и понюхал. Недельное молоко уже прокисло, и он вылил его в раковину. Вроде бы в шкафу должна была оставаться банка сухого молока «Кремора».

Пламтри вышла на кухню, когда кофемашина только-только начала фыркать. Она, как и вчера, надела джинсы и белую блузку, но не стала обуваться. На ходу она пыталась разодрать свалявшиеся в паклю белокурые волосы одной из расчесок Нины.

– Кофе – это хорошо, – сказала она. – А вот разбавлять его чем-либо крепким, думаю, не стоит.

– Пожалуй, нам уже хватит выпивки на сегодня, – осторожно согласился Кокрен.

– Ну, – протянула она и, отодвинув кресло, тяжело плюхнулась на сиденье, – насчет целого дня даже и не знаю. Я вроде как представляю себе стаканчик-другой чего-нибудь этакого на закате. – Кокрен поставил перед ней чашку кофе, от которой валил пар, и она добавила: – А вот плеснуть сюда молочка было бы неплохо.

– Там пусто, – сказал он и повернулся к шкафу. – Но у меня есть «Кремора».

– «Кремора», – повторила она, размешивая сахар. – А зачем тебе пустая картонка?

– Только что вылил молоко, оно испортилось. – Он взглянул на пустую картонку и подумал, что ее нужно сохранить для сада. – В винограднике мы надеваем такие полугаллонные картонки на саженцы лоз. Они защищают стволики от кроликов и солнечных ожогов и помогают расти прямо вверх, к свету. – Он поставил на стол свою чашку, сел напротив Пламтри и начал прихлебывать, глядя в окно на крышу теплицы. – В «Пачье», – так он произнес на итальянский манер название виноградников «Пейс», – вот-вот начнут укоренять новые саженцы. Акра два около автострады.

Наконец он осмелился посмотреть на Пламтри. Она, казалось, слушала, и поэтому он позволил себе продолжить разговор на нейтральную тему.

– И в бочках с прошлогодним вином, – сказал он, – скоро начнется малолактозная ферментация – это вторая ферментация, которая происходит примерно в то же время, когда распускаются листья нового года, как будто эти явления связаны; это бактерии, а не дрожжи, и они превращают яблочную кислоту в молочную, которая мягче на вкус, что особенно важно для зинфанделей и пино нуар. – Он слабо улыбнулся, думая о винограднике. – Когда я уехал в Париж, все листья винограда окрасились в осенние цвета – видела бы ты! Листья пти сира становятся фиолетовыми, шардоне – золотыми, а каберне совиньон – красными, как кровь.

– Ты скучаешь по работе, – заметила Пламтри. – Вы там хорошее вино делаете?