Последние дни царской семьи

Милюков:Я ещё не кончил. Я начал объяснять вам, почему мы иначе отнеслись к Хвостову, чем к вам. Я сказал, что вы были представительным человеком, и, как сказал уже Шульгин, мы должны нести ответственность за вас, тогда как Хвостов был человек чужой, но далее есть и другая разница. Когда был назначен Хвостов, терпение народа ещё не окончательно истощилось, и мы считали нужным сдерживаться. Варун-Секрет тогда позвал меня на тайное совещание с Волконским и Хвостовым, и Хвостов сказал мне, что созыв или несозыв Думы будет зависеть от того, будем ли мы говорить о Распутине. ( Протопопов:«Вот видите, о чём он вас просил»). Я отвечал, что не могу поручиться за других, но для меня Распутин не самый главный государственный вопрос и что я буду говорить о вопросах, более важных. Тогда я сохранил секрет этого совещания. Теперь положение совершенно другое. После сентября прошлого года в Думе есть большинство, которого не было при вступлении Хвостова, и у большинства этого есть своё определённое мнение. Правительство поступило наоборот, и мы дошли теперь до момента, когда терпение в стране окончательно истощено и доверие до конца использовано. Теперь нужны чрезвычайные средства, чтобы внушить народу доверие. ( Протопопов:«Ответственное министерство. Ну а этого вы не добьётесь». Голоса: «Нет, министерство доверия!»). И в такой-то момент вы, человек, удостоенный доверием Думы, вступаете в кабинет Штюрмера. В такой момент поддерживать недоразумение, которое может вызвать ваше назначение, невозможно. И вот почему мы теперь и не можем более допустить никаких секретов и недоговорённости, а должны занять относительно вас вполне определённое положение. Между прочим, в ваших словах мне послышались две угрозы: одна относительно «Речи», а другая – относительно Гос. Думы. Что означает ваше выражение, что вы будете действовать один. Значит ли это, что вы не созовёте Думы, как об этом говорят в публике?

Протопопов:Я не злопамятен и не мстителен. Что касается несозыва Думы – это просто россказни.

Милюков:По моим сведениям, которые я считаю достоверными, об этом говорили несколько министров.

Протопопов:Во всяком случае, я в их числе не находился.

Милюков:Находились, Ал. Дм.

(Голоса: «Да. Были слухи именно о вашем мнении по этому поводу»).

Протопопов:Нет, так далеко я не иду. Я сам член Думы и привык работать с Думой. Я был и останусь другом Думы. В вашем отношении ко мне, П. Н., говорит разум, но нет голоса сердца. Ваша супруга отнеслась бы ко мне совершенно иначе. Вот как я к вам отношусь. Хотите, я легализую вашу партию?

Милюков:Причём тут моя супруга? О моём сердце я уже говорил и повторяю, что мы здесь встречаемся только как политические деятели.

Шингарёв:А. Д. назвал себя монархистом и говорил о своей любви к царю. Но кроме царя есть Родина. Если царь ошибается и идёт неверным путём, опасным для Родины, то обязанность монархиста, любящего царя, сказать ему это. Сказал ли это А. Д.? Этого мы не знаем. А из его образа действий и из высказываемых им взглядов можно заключить противоположное.

Протопопов:Я мог бы сообщить то, что я говорил царю, и то, что он говорил мне. (Обращаясь к Родзянко: «Не правда ли, Мих. Вл., и вы не считали возможным нам сообщить». Родзянко:«У меня имеются все мои доклады»). Протопопов:Что касается моих слов, то П. Н. говорит ведь, что всё, что я скажу, завтра же будет известно в печати. (Голоса: «Он этого не говорил»).

Милюков:Поверьте, что о докладах государю ни один опытный газетчик даже не попробует напечатать, ибо это, наверное, не пройдёт через цензуру. ( Ефремов:«Я присоединяюсь к заявлению, что это свидание не носит частного характера. Меня пригласил сюда Председ. Гос. Думы, как лидера определённой партии, для того чтобы выслушать то, что имеет сказать министр вн. д. Обо всех политических суждениях, которые будут иметь место в вашем совещании, я сочту своей обязанностью непременно доложить своей фракции».) Кроме того, я хотел сказать по поводу заявления Ал. Дм., что ему некому передать свою должность, что в настоящее время дело не в лицах. Какое угодно «твёрдое» лицо, если пойдёт в кабинет без программы и без общественной поддержки, ничего сделать не сможет. Положение слишком серьёзно, чтобы справляться с ним путём личных перемен. Нужна не перемена лиц, а перемена системы.

Родзянко:В последних словах Пав. Ник. заключается глубокая истина. Я совершенно согласен с тем, что нужна перемена режима, и могу вас уверить, Ал. Дм., что то, что вы здесь выслушали, составляет общее мнение всех присутствующих членов Думы, без исключения, и ни в ком не вызовет возражений. Нет никого здесь, кто бы думал иначе.