Его обступают дамы. Они только что вышли из барака, где была у них спевка, где регент с огненно-рыжей бородой управлял их голосами, изучая «Херувимскую». Апельсины!., как приятно, после часового пенья освежить рот и горло кисло-сладким соком янтарного плода! И вот под щебет наших птичек Божьих, птичек певчих, корзины сильно опустошились, а довольный арабченок погнал толстопузого на Кебир. Другой араб значительно постарше, плотный, толстый, солидный в белых широких одеждах и в зеленой чалме ходит таинственно по кабинкам и скупает «золото и бриллианты». На третьей террасе у крайних дверей слышен стук молоточка – это папа Кольнер вколачивает гвозди в желтые подошвы парусиновых туфель. Туфли сшиты на славу, крепко, солидно, надолго, как и сам мастер. Его конкурент доктор Марков тоже сапожничает, шьет красиво и аккуратно; а, чтоб отдохнуть, проявляет пластинки: он и фотограф отменный.
На обрыве Сфаята, в белом коротком платье, стоит Инна Федоровна Калинович, тонкими обнаженными руками распускает она по ветру свои длинные русые косы. Горячий ветер пустыни сушит ее, только что вымытую, головку.
Кто-то увидел этот утес и белую молодую женщину, стройную, как девушка, с распущенными волосами и назвал ее «Офелией».
В оливковой роще слышен топот копыт; через минуту-две по дорожкам Сфаятских террас проносится серый конь в крупных яблоках, на голубом чепраке, желтое седло, в нем французская дама в черной амазонке. Генеральша Дюжонши осаживает горячего коня у нашего барака, за нею следует капитан Лоридон на рыжей лошади. Он соскакивает с нее и помогает сойти генеральше. Из кабинки выходить Адмирал с Адмиральшей, вызывают соседку – мою жену.
Губернаторша Бизерты, посидев у Адмирала, затем у нас, обходит последовательно все бараки, знакомится с нуждами семей, капитан Лоридон записывает просьбы. Спустя час приветливая французская дама ловко вскакивает в седло и, дав хлыста, серому в яблоках, рысью уносится по оливковой роще на шоссе в Бизерту в свой белый, Губернаторски дворец. Лоридон провожает свою превосходительную даму.
Звонит колокольчик у Камбуза.
С железными солдатскими жбанами идут и бегут к бараку-кухне офицеры, матросы, дамы и дети; каждый спешит в очередь получить ужин для семьи. Черпак на длинной ручке – мерка супа на одного человека, борщ, бобы или вареное мясо и паек хлеба из кукурузной муки, да кипяток для заварки чая.
Все разошлись по баракам, зажглись керосиновые лампы, семья собралась вокруг стола. Тихо в Сфаяте. Ужинают.
Не долог ужин беженца. Поел. Сыт. И слава Богу! Наступает вечер тихий, теплый. Полная луна освещает белые домики Сфаята голубым серебром и кладет фиолетовые тени на дорожки; оливы, кактусы и алоэ кладут свои узоры на белое шоссе.
По шоссе в «Гефсиманском» саду прогуливаются преподаватели Корпуса, чтобы проветрить головы от дневных уроков и подышать воздухом прохладного вечера и говорят, говорят жадно ненасытно о философии, о звездах, о политике, о России, о тоске по родине, о мечтах, о будущем.
Ходят группами и в каждой центр – дама Сфаята, – умиротворяющее начало, поэзия жизни, источник вдохновения. В такие вечера так хорошо, так красиво певали песни свои Гардемарины III-й роты, жившие одно время внизу в бараке.
Хорошо они умели песни русские певать:
Крепость, в которой устроился Морской Корпус, находилась на вершине высокой горы. Вершина эта кончалась плоским холмом, поросшим жесткой травою и колючим кустарником. В этой толще французские военные инженеры и саперные войска искусно врезали крепкий форт, окруженный глубоким рвом и высоким валом. Вал, широкой каменной стеной, кольцом обнимал всю крепость и замыкался высокими каменными воротами, с толстой железною решеткой.
На воротах в камне была выбита надпись: «Джебель Кебир».
Начиная с этих ворот, вся крепость и внутренние здания были выстроены из крепкого камня, как бы вросшего в окружающие его дикие, острые, грубо изломанные каменные холмы. В широкие окна крепостных стен, кроме стеклянных рам были вделаны толстые чугунные решетки.
В эту мертвую, мрачную, серую крепость широкой волной влилась молодая, веселая, бодрая русская жизнь в лице 320 жизнерадостных Гардемарин и Кадет.
Из нижнего лагеря «Сфаята», извиваясь белой змеей, шла по краю горы на Кебир шоссейная дорога, с внутренней стороны ее обрамляли дикие камни, колючие кусты шиповника и густые заросли серебристой полыни, с внешней стороны тянулись ели и сосны и кружил обрыв горы, убегавший полого в широкую долину с полями и рощами кудрявых маслин.
Шоссе кончалось на плоской широкой площадке у самой крепости, ворота которой, глубоко спрятанные в вырезах горы, неожиданно открывались вам на встречу.
С этой строевой площадки открывалась зрителю восхитительная панорама на всю Бизерту с ее горами, озером, пальмовыми аллеями и прелестной бухтой Средиземного моря.