Последние грозы

Но штаб морских сил наотрез отказался отпустить Вишневского: матросский дозорный отряд нельзя оголять! Вишневский — душа отряда. Кроме того, Вишневский — сотрудник бюро интернациональной пропаганды Новороссийской партийной организации, пишет листовки и воззвания, которые переводятся на английский и французский и переправляются на корабли Антанты. Сейчас он должен присутствовать на встрече с делегатами конгресса Коминтерна, приплывшими тайно из-за рубежа…

Не повезло им с самого начала: еще в Новороссийске взяли штурманом бывшего мичмана царского флота некоего Жоржа, который уверял, будто отлично знает побережье Крыма. Жорж оказался пьянчугой. Вот этот Жорж и привел их прямо в пасть врагу: в Феодосию, где находился штаб Врангеля! Пришлось спешно удирать. Мокроусов командовал главным катером — «Витязем», Папанин — «Гаджибеем». Спасла ночь: они ведь вперлись прямо на феодосийский рейд. Первым оплошность заметил Мокроусов, который знал здешние места.

В Керченском проливе, когда возвращались в Анапу, отказал мотор на «Витязе»! Пришлось брать его на буксир.

Горестным было возвращение. Белогвардейцы их заметили-таки: в погоню вышло вооруженное пушками судно. Но, видимо приняв «Витязь» за свой миноносец, отстало. В устье реки Кубань их обстреляли свои, опять же приняв «Витязь» за вражеский миноносец. Подняли красный флаг.

Вторую попытку решили делать на одном «Гаджибее». Конечно же всю ночь никто глаз не сомкнул: готовились к выходу, проверяли мотор. Если мотор «Гаджибея» подведет — десант придется отложить на неопределенное время. А если это случится в открытом море — и всему конец…

Их было всего одиннадцать: Мокроусов, Папанин, Василий Погребной, Муляренок, Николай Ефимов, Кулиш, Александр Григорьев, Федор Алейников, Александр Васильев, Дмитрий Соколов и Курган. Они молча погрузились на «Гаджибей» и вышли в море. Сперва погода им благоприятствовала. Но к вечеру появились вспененные валы. Волны перехлестывали через палубу. Все беспокоились, как бы не подмочило ящики с патронами, гранатами и взрывчаткой.

Ночь выдалась хоть глаз коли. Непроглядная темень сразу же навалилась со всех сторон.

Алексей стоял у штурвала. Он старался держаться мористее. И когда показывались ночные огни сторожевика, командовал «стоп», чтоб затаиться, слиться с волнами.

Он знал расположение маяков, выучил карту наизусть. Конечно, не исключалась прямая встреча. Договорились в плен не сдаваться, драться до последнего, после чего катер затопить. Малодушным в революции места не отведено.

Нет ничего сумрачнее и таинственней ночного моря. Вода, ветер и тьма наваливались на утлое суденышко, терялось ощущение времени. Казалось, будто «Гаджибей» топчется на месте. Но он медленно и упорно продвигался к цели. Алексей не замечал качки и сильного ветра, словно сдирающего кожу с лица. Он лишь опасался резкой смены погоды. Только бы не разыгрался настоящий шторм! Тогда к берегу не подойти — будет носить по всему Черному морю… Не море топит корабли, а ветры.

О чем думал Мокроусов в эти томительные часы, стоя за штурвалом? Он радовался, что не взял в десант Ольгу, и в то же время его не оставляло чувство вины перед ней. Когда Алексей согласился отправиться в Крымское подполье, то как-то не подумал, что жену придется оставить на неопределенное время, если не навсегда. Все будет зависеть от того, удастся ли ему уцелеть во всех передрягах.

Но даже сейчас, в часы опасности, когда все зависело от прихоти случая, Алексей знал: ни за что и никогда не отказался бы от задания; там, в Крыму, был смысл самого его существования, можно сказать, смысл жизни. Кроме того, не сомневался: рано или поздно встретятся с Ольгой…

И снова воспоминания Папанина:

«Катер заливало водой, и экипаж едва успевал вычерпывать ее. Мокроусов валился с ног от усталости.

— Ваня, подмени, — сказал он под утро.

Я встал за руль и повел катер, поглядывая на компас. Последний мало был похож на современный корабельный. Он помещался в деревянном ящике, где горела свеча, освещая катушку компаса. Вдруг я услышал сильные перебои мотора. Оказывается, Ефимов от усталости задремал. Насос и охлаждение испортились, и мотор перегрелся. Я бросил руль и быстро остановил движок. Наступили тревожные минуты. Следовало срочно разобрать трубку охлаждения. Дав остыть мотору, мы опять разобрали и собрали его, но он никак не заводился. Тут Гриша Кулиш похлопал меня по плечу и сказал:

— Ванечка, дорогой, не дать ли тебе кружечку, чтобы дело пошло?

Ребята были замечательные, никогда не терялись и умели шутить в самые трудные минуты. Мотор будто ждал этих слов и сразу завелся…»

По морю разлилась стеклянная утренняя поволока. На северо-западе все зримее проступали силуэты гор. Что ждет десантников? Там была неведомая земля, словно некий Таинственный остров. Может быть, вражеские наблюдатели уже заметили в бинокли одинокое суденышко, идущее неизвестно откуда и неизвестно куда? Может быть, уже приведена в действие вся сеть оповещения?

Из морской глубины выкатилось малиновое солнце.