Последние истории

Покрытая джунглями земля была холмистой – они поднимались на пригорки и спускались в долины, но впереди неизменно вырисовывалась бескомпромиссная прямая шоссе – шоссе, что приемлет лишь конкретные цели, никогда не плутает, никогда не лжет. Такие дороги строили японцы, с маниакальным упорством стремившиеся на юг, – объяснил им один из ныряльщиков. Он сообщил это заговорщицким тоном, словно само собой разумелось, что в генах белой женщины и ее сына жива память о японской одержимости. По обочинам сидели, роясь в горах пластикового мусора, обезьяны. Иногда вдоль шоссе тянулись сонные, полузаброшенные плантации мелких бананов или плотные ряды каучуковых деревьев с рельефно изрезанными стволами. Ни души. Только в попадающихся по пути городках они видели миниатюрных малайцев. Все казались изнуренными жарой, вездесущим солнцем, что рассекает кожу, точно острые края сухой бумаги.

Они двигались все время на восток; выехали на рассвете, когда солнце театрально выскакивает из-за горизонта, чтобы потом столь же эффектно опуститься – легкое рождение, легкая смерть.

По дороге было две или три остановки, всегда в поселках, прилепившихся к шоссе на отвоеванных у джунглей клочках земли. Пассажиры тут же располагались за столиками некоего подобия кафе – без стен, прямо на утоптанной земле, в лучшем случае прикрытого цветным зонтом с надписью «Кока-кола», где ластились к ногам бесчисленные худые бесхвостые коты и летали крупные назойливые мухи. Ныряльщики шумно рассаживались, несколькими лаконичными словами заказывали еду – едва верилось, что в этих коротких покашливаниях заключен какой-то смысл, – и ждали, громко болтая. К ним с сыном подсел водитель, рядом пристроился еще кто-то. Они собирались поесть, но меню не оказалось; перечисленные хозяином названия блюд ничего не говорили, так что она заказала сыну колу, а себе – густой, сладкий чай с жирным молоком, в большой кружке, ностальгическое напоминание об английском колониальном прошлом.

Жара отбивала аппетит, сладкие напитки деликатно оживляли мысль, обостряли зрение. Они зашли под бамбуковую крышу какого-то базара по соседству с кафе и ошеломленно уставились на кровавые куски мяса, развешанные наперекор зною и роям мух.

Во время одной из таких стоянок женщина и длинноволосый мальчик потерялись, заблудились среди прилавков, среди посеревших от солнца бетонных навесов. Она в панике глядела на часы – ныряльщики небось уже поели и теперь курят перед автобусом, высматривая их в разноцветной толпе. Но не уедут же они без них. Наверное, обсуждают на своем лаконичном гортанном языке, куда подевалась женщина с ребенком, не застряла ли в очередной тесной лавчонке, выбирая дешевые вьетнамки или плетеные корзинки из травы.

Она оглядывалась в поисках кого-нибудь, кто мог бы показать им дорогу к кафе у базара. Увидела стоявшего в стороне мальчика в небрежно повязанном на бедрах саронге и в белой футболке с эмблемой раковины и надписью «Shell». Подошла и лишь тогда поняла, что ошиблась – мальчишеской была только фигура, а лицо – старым, несмотря на буйную шевелюру и белизну редких зубов. На глазах совершившаяся перемена ее потрясла. Возраст зависел от расстояния, каждый шаг, приближая ее к малайцу, добавлял тому лет.

Она пыталась объяснить, что ей нужно. Мужчина со спокойным любопытством смотрел, как она беспомощно повторяет: «базар», «прилавки», не находя в памяти других ориентиров. Потом махнул рукой куда-то за спину, но словно бы наобум – словно мог с таким же успехом указать противоположное направление. Безразличие к ее вопросу и ее растерянности смахивало на сознательный и обдуманный протест – по каким-то причинам малаец отказывался помочь. Ей вспомнились странные сингапурские нищие – несуществующие, поскольку клянчить деньги у туристов запрещено законом; они никогда не протягивали за милостыней руку, не ели тебя глазами, но стоило с ними заговорить, пусть даже извиниться, толкнув в толпе, как во взгляде зажигался какой-то азарт, будто у охотника, и безобидно начатая беседа загадочным образом сворачивала в сторону финансов. Оплати мне эти несколько слов, требовали глаза. Заплати, потому что я – это я, а ты – это ты. Вот и из вопроса о том, как пройти к остановке, нежданно-негаданно получилась торговая сделка. Она вынула купюру и протянула малайцу. Тот посмотрел почти враждебно, но деньги взял, после чего нехотя двинулся вперед и вывел их на перекресток. Низкорослый, мелкий – маленькие детские ступни в пластиковых вьетнамках опять превратили его в ребенка.

Завидев их, аквалангисты облегченно вздохнули.

После обеда добрались до запруженного людьми маленького порта. Главным образом там были малайские семьи с детьми, которые сидели на руках, в перекинутых через смуглые женские плечи платках, в колясках, сновали среди частокола взрослых ног. Из неуютного ресторанчика доносился вездесущий запах пережаренного прогорклого жира.