Читаем Последние каникулы полностью

— Слушай, вода какая жесткая: мыло не мылится. — Он повеселел. — Полкуска извел, и хоть бы что, а? Хочешь, спину помылю? А водищи–то!.. Благодать! — Он развел руки, словно охватывал «море». — Будто на флот обратно вернулся.

Вадик искупался. Уже выходя из воды, на обрыве увидел Олю. На его вопросительный взгляд она кивнула, он понял, что все в порядке. И опять отметил, как она стройна — кажется высокой, а сама ему по плечо, наверно.

34

— Идите покушайте, — остановила его Оля, когда он поднялся на обрыв. — Мы вам оставили.

Ветер, крепкий, прохладный ветер обтягивал платье, обрисовывая длинные ноги, тонкую талию. Вадик отве-л глаза, заметил, что по ее рукам пробежали мурашки — конечно, после плиты здесь было прохладно, — снова посмотрел на ее незагорелое лицо. Она облизнула обрезанный палец, поморщилась.

— Спасибо, Оля. Шприц кипит? Бот, после укола и вашей перевязки… А что, у вас на кухне аптечка кончилась?

— Так причина в медпункт ходить! — как неразумному, пояснила ему Оля. — Для конспирации. Зря улыбаетесь. — Она сердито отвернулась. — Болезнь не украшение, чего же хвастаться! Вот он и таится. А вы… идем, что ли?

Командир открыл глаза, когда они вошли в темноватый медпункт.

— Лежи! — приказал ему Вадик шепотом. — Не тошнит?

— Полегче стало, — тихо ответил командир. — Что это ты мне дал? Здорово действует. Анальгин никогда так не помогал.

— Сейчас укол сделаю — совсем хорошо будет.

— Не пойдет! — отрезал командир. — Я боюсь. — И тихо рассмеялся.

— Ну, ладно. — Оля потрепала командиру волосы. — Оживел. Я ушла. Принести коробочку?

— Да, пожалуйста, — откликнулся Вадик. — Руки не обожги.

— В задницу колоться не дам, — предупредил командир. — Коли в руку!

— Больно будет? — засмеялся Вадик. — А еще хорохоришься! — Инъекцию он сделал по всем правилам. — Лежи здесь еще час, — распорядился он. — Завтра утром еще один укол. И вот что — ни пить, ни работать физически тебе месяц совсем нельзя. Иначе…

— Не пугай, — глухо отозвался командир. — Не страшно. Хреново, что отряд подвожу. Ребята должны видеть, что я работаю… Высокое давление–то?

— Высокое, — заполняя карточку командира, сказал Вадик. — Поэтому и объясняю. Видишь, что бывает, когда врачей не слушаются?

— А вас слушать — так и жить нельзя. Все противопоказано, — выговорил командир. — А жить — это вкалывать до пота, петь — до хрипоты, — пить — допьяна, любить — до боли. А то!.,

На кухне Вадик сразу же почувствовал, что пахнет какой–то сыростью. Заглянув за печку, в тазу увидел рыбу. Длинная узкая щука еще шевелила жабрами, открывала тонкогубый рот.

— Гонорарчик-с? — отчего–то повеселев, спросил Вадик.

— Тетя Надя вам принесла, — с готовностью подтвердила Таня. — Она говорит, вы дядю Сашу от смерти спасли. От смерти? — В глазах у нее были любопытство и ужас.

— Тань, — ухмыльнулся Вадик. — Я добытчик?

Она от неожиданности сморгнула, и что–то стрельнуло у нее в глазах.

— Ну! — согласилась Таня.

— Как думаешь, даст мне дядя Саша моторку вечером покататься? — Таня кивнула головой и покосилась на Олю, независимо чистившую рыбину.

— Ну, а Оля со мной поедет покататься?

— Сами у нее спросите, — засмеялась Таня. — Поедет. Верно, Оль?

Оля улыбнулась уголками губ.

— Может быть, — сказала она. — Идите кушать, доктор, стынет.

После ужина, уже в темноте, усталые ребята разожгли на обрыве костер, забренчала в руках Игорька гитара. Пламя прыгало по лицам, задумчивым и веселым, бросало неожиданные тени. Подсел к огню командир, угостил ребят папиросами.

— Нам бы каждый день так, — довольно произнес он, — И норму всю сделали, и почти по десятке на брата заработали. Вы меня слушайтесь, ребята, — веско сказал он. — Мы на целине столько не зарабатывали, сколько здесь возьмем.

Игорек запел:

— По реке плывет топор от города Чугуева… — Кто–то засмеялся.

А Вадик тут же, у костра, терпеливо дожидался, когда Оля закончит мытье посуды, и дождался — потом они катались на узкой и легкой, хищно–подвижной моторке егеря.

— Плавать умеете? — закладывая страшенный поворот, такой, что захлебывался мотор, кричал Вадик, едва различая в темноте Олю. — Не страшно?

И слышал в ответ:

— Не страшно. — И следом угадывал короткий вздох.

На очередном повороте мотор захлебнулся. Как–то быстро настала тишина, и, пока глаза не привыкли к темноте, Вадику было не по себе: со всех сторон набегали звуки — плеск воды под кормой, далекие голоса ребят, скачущие по воде; он слышал дыхание Оли, чувствовал покачивание лодки и даже ее дрейф, их поворачивало куда–то, вода причмокивала и плескалась о борта. Но потом там, где, ему казалось, было открытое пространство, прорезались огоньки — длинный ряд окон столовой, переменчивый свет костра и, наконец, красный бакен.

— Подождите заводить, — шепотом попросила Оля. Вадик напрягся, увидел ее силуэт, то, как она, наклонившись и касаясь распущенными волосами воды, гладит ее, ленивую и холодную.

Он вгляделся в небо, осторожно запрокидывая голову, но оно было закрыто толстыми слоями облаков.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза