Последние каникулы

О том, что он переходит к другому тренеру, Игорь сказал отцу. Тот выслушал сына, поехал к Юрию Тимофеевичу, поговорил с ним полчаса, вернулся и ласково сказал:

— Ты, сынок, будешь заниматься у Юрия Тимофеевича, мне его подход к делу нравится больше, чем твой.

— Но я не хочу, я…

Отец сдвинул рыжие кустистые брови и вдруг повысил голос:

— Когда я был Иваном Грозным!..

Вопрос был решен. Игорь остался у Юрия Тимофеевича.

Наступило лето.

Зимогоров выиграл несколько соревнований, установил два рекорда и попал в юношескую сборную города. Старшим тренером сборной команды был назначен Юрий Тимофеевич Ковалев.

На учебно-тренировочный сбор отправились в красном автобусе «Икарус». Быстро бежало назад серо-черное шоссе. Моросил дождик, скапливаясь на стеклах мокрыми косыми полосами. Ребята, среди которых было много незнакомых, горланили песню: «На недельку, до второго…» Зимогоров сидел у окна и мысленно торопил автобус.

Приехали. Разошлись по палатам. Он выбрал себе лучшую кровать — в углу, у окна., показал пальцем: «Моя!», и паренек по фамилии Гусев, который уже сидел на ней, молча уступил…

Утро выдалось ясное, солнечное. Все отправились на озеро. Там, недалеко от детской купальни, стояли лодки с веслами. Пока другие купались, Игорь и с ним четверо мальчишек сели в лодку и поплыли на Остров, что находился метрах в двухстах от берега. Приплыли, выгрузились и решили осмотреть необитаемую землю, поросшую березами, густым ивняком и высокой, по пояс, травой. Все двинулись в одну сторону, и только Игорь — в другую.

— Эй! — крикнул он. — Пошли сюда!

Но никто из ребят не повернул за ним. А когда они скрылись из виду, он погулял в одиночестве по острову, вернулся к лодке и, не увидев ребят, толкнул ее от берега. Налегая на весла, поплыл обратно. «Если вы такие самостоятельные, то возвращайтесь по-своему!» У берега привязал лодку к железному колу, вбитому в дно, послушал, не зовут ли его ребята — нет, никто не звал, — и отправился на обед.

«Когда я был островитянином, я знал, как надо поступать!..»

В столовой Юрий Тимофеевич спросил Зимогорова, где остальные ребята.

— На острове, — рассмеялся он. — По-моему, они решили добираться вплавь.

— Вплавь?!

Тренер не поверил. Он ждал еще каких-то слов и вдруг повернулся и выбежал из столовой.

Когда обед кончился, в лагерь пришли ребята вместе с Юрием Тимофеевичем. Они в плавках шагали к спальному корпусу, а мокрую одежду несли в руках. Громко разговаривали, смеялись, было видно, что время они провели весело и теперь с удовольствием делились впечатлениями.

Юрий Тимофеевич велел повесить одежду на солнце, подождал, пока они наденут другую, и повел ребят в столовую. Вернувшись, он позвал в тренерскую Зимогорова. Предложил сесть и подождать. А сам долго что-то писал в широком журнале. Наконец отложил ручку, повернул голову:

— Почему ты бросил товарищей?

— Юрий Тимофеевич, я же пошутил, — улыбнулся Зимогоров, надеясь как-то задобрить тренера, заставить его взглянуть на этот поступок веселыми глазами. — Когда я был островитянином…

— Глупая шутка — не шутка, а глупость, — раздельно и потому особенно внятно произнес Юрий Тимофеевич. — Обошлось, они доплыли. А если бы кто-то не доплыл? Они вчетвером пришли к лодке и, не застав тебя, пошли искать. А ты уплыл один!

Зимогоров понял. И стал стараться из всех сил: тренировался, заготовлял для кухни дрова, помогал установить новую электроплиту и видел, что Юрий Тимофеевич доволен. Но доволен как-то чересчур сдержанно, не высказывая в адрес Зимогорова похвал, как это с удовольствием делал другим…

* * *

В соседней палате по радио пропикало одиннадцать часов и загремела бодрая музыка — началась производственная гимнастика.

«Только что на стадионе дали старт первому забегу. Теперь бегут девочки, а после них — мы… то есть ОНИ. А потом в забегах сильнейших спортсменов выявятся те, кто поедут в Москву. В этих забегах и будет показан лучший результат. И это сделает Виктор Башилов или Саня Лебедев. Я бы тоже постарался, но вот сиди тут, как под арестом, слушай, как за окнами кричат воробьи… Эх, когда я был птицей…»

Но это проверенное «Когда я был…» теперь не веселило, наоборот, раздражало. Хотелось забыть себя прошлого, думать о себе будущем, а это дело непростое, не каждому под силу.

Он поднялся, намочил под краном полотенце, вытер горячее лицо. Аккуратно повесил полотенце на спинку кровати и неожиданно подумал: «А что я здесь торчу? Меня не допустили к соревнованиям, но не запретили же выходить на улицу!»

Он выбежал из палаты. За спальным корпусом четверо гимнастов ходили по траве на руках. Трое жердяев баскетболистов стояли у маятниковой электропилы с топорами и ждали, когда мужчина в тельняшке починит ее. За голубым забором две девочки из волейбольной команды кормили булкой серую козу.

Игорь вышел за ворота лагеря, свернул в лес. Он шел мимо красновато-серых валунов, от которых время и непогода откололи огромные куски, мимо братской могилы с черным обелиском за металлической оградой. Обелиск осел в землю, почти зарос густой травой. На нем уже не разобрать имен.