Последние каникулы, Шаровая молния

 В лаборатории было пусто и холодно - из-за больших окон, белого кафеля, высокого потолка, из-за порядка на лабораторных столах. За спиной щелкнул и тихо запел термостат Дмитрия Ивановича. Кузьмин оглянулся, но справился с любопытством и не стал копаться в нем. На крючке висел чистенький халат лаборантки, в его кармане торчала газета. Кузьмин с трудом встал, прошел до вешалки и взял эту газету. Позавчерашняя, зачитанная, она была свежей для него. Слепыми глазами он просмотрел ее, всю в пометках для политинформации, прочитал отчеркнутый абзац: "...Убийцы использовали подлый способ расправы - на имя Камаля пришла посылка из родных мест. Дорогим, знакомым почерком было написано его имя. И человек, принесший посылку, был знаком - земляк, почти родственник. Камаль и его товарищи окружили стол, на котором лежала обычная почтовая коробка, они шутили... Когда крышку подняли, раздался чудовищный взрыв. Здание рухнуло..."

 Кузьмин представил себе ослепительную вспышку, после которой ничего не было - ни вопросов, ни соболезнований, ни боли.

 Пришел Дмитрий Иванович, тихо переоделся за его спиной, проходя мимо, негромко поздоровался (Кузьмин только мотнул головой) и сунул нос в термостат. Кузьмин услышал стеклянный звон передвигаемых флакончиков и ждал какого-нибудь восклицания - Дмитрий Иванович всегда делал какие-то необязательные вещи-жесты или восклицания,- и, не дождавшись, сказал:

- Приобщите к моим. Они в мойке.

- Почему? - отозвался через минуту Дмитрий Иванович.- Я их отправлю цитологам, пусть посмотрят, в чем дело...

- Вы что, обзавелись фабрикой РНК?- через два дня, позвонив Кузьмину домой, спросила знаменитейшая иммунолог.- Откуда ее столько в этих дохлых культурах?

- Что? Что! - чужим голосом отозвался Кузьмин.- РНК?!

 День продолжился в ночь, без сна проведенную на кухне, в тишине, среди редких сильных ударов капель о непомытую тарелку в мойке, с гулкими, глубокими вдруг вздохами леса под окном, с редким просверком света фар машин, по каким-то тревожным делам летящих по шоссе.

 Ему не давала покоя мысль об этой РНК, неожиданно обнаруженной в погибших культурах опухолевых клеток Олежки.

 Я унаследовал РНК и память, подумал Кузьмин на тусклом туманном рассвете, глядя на закипающий чайник. Все, что он мне оставил. Все, что у него было,- так продолжилась мысль. Память во мне, а РНК - как посылка из другой жизни, из-за черты обозреваемости, из-за границы между нами. И тут же, по странной ассоциации, он понял, как это было! Приоткрыв крышку, Камаль услышал легчайший щелчок и, читая глазами на листе бумаги, прикрывающем динамит, "Умри!", все понял - и лег на мину, расплачиваясь за доверчивость и чистоту.

 И вдруг все стало ясно! Эта странная живая РНК в мертвых раковых клетках-та же мина, смерть в знакомой упаковке. Раковая клетка, убитая живой водой, изрыгает свой яд! "Боже! - подумал он.- Я в начале пути! Моя живая вода - просто биологический стимулятор, не больше",..

 

 В. А. тяжело опустился на лавочку, откинулся на ее спинку. Лицо у него было спокойное. Мимо шли сотрудники института, где проходила конференция, с любопытством поглядывали на В. А.- он только что открывал заседание.

- Ну и что за беда? - не понял В. А.- Это наука. Милый, оглянись: какой век на дворе! Они слушали меня, как... граммофон, хотя прошло только тридцать лет. Что ты скажешь о сегодняшнем дне через тридцать пет? И хорошо!-Он погладил Кузьмина по рукаву.- Можешь представить себе, чтобы кто-нибудь случайно создал хотя бы твою живую воду? То-то! Я уж не говорю про настоящую. Даже в сказках у нее три хозяина: баба-яга, черный ворон и змей. А это вековой опыт,- засмеялся он.- Собери миллион фактов, сложи из их мозаики узор - тогда и прочтешь заклинание, формулу. А-а-а! Чего говорить, Андрюша! В одиночку?! Соврал ты где-то.

 

 Он совсем замкнулся-отгородился от мира, как бы затворив все двери и окна, опустив шторы и выключив свет,- и, лишившись даже тени, стал заново изучать свои владения, свой замкнутый мир, сейчас заполненный мертвяще-плоскими, необъемными обозначениями предметов, явлений и людей.

 Он обнаружил, что его концепция, здание, выстроенное им, только кажется крепким; что оно, как тот монастырский корпус, уже обречено из-за своего неудобства, изжитости, множества перестроек, а теперь и населено только призраками.

 В сосредоточенности своей, ибо не было на кого оглядываться в этом безмолвии, нарушаемом лишь шорохом истекающего в никуда песка-времени, он переступил порог, заглянул, как в открывшуюся пустую нишу, в будущее и, обретя в нем понимание конечности своих сил и желаний, обрушил свой мир, свой дом, хороня под обломками и маленькую тайну и легкую веселую надежду на удачу, на клад.

 Попирая развалины концепции, он растолок в песок ее руины - и споткнулся об уцелевший неуклюжий обломок. Он перенес на него всю ярость и ненависть и обратил его в округлый, алмазной твердости голыш, который легко и незаметно для других