Последние хозяева кремля. «За кремлевскими кулисами»

Коли так, то выходит, что он думал об этом давно. И чтобы не спугнуть птицу раньше времени, он, как охотник, приближается к цели неслышными, пугливыми шагами, как сказал бы Мандельштам. Чтобы взобраться на вершину и осуществить свою революцию сверху, он должен был затаиться и до поры до времени скрывать свои мысли. Но возникал вопрос, почему советские граждане должны верить в смелость и решительность говорящего о новом курсе Горбачева сегодня, если у него не хватило смелости и решительности выступить против всего, о чем он так красноречиво пишет, вчера?

По сути дела, и в книге, и в осуществленном позднее, Горбачев повторяет то, что уже давно было высказано другими. Своей собственной программы он не предложил, если только не считать программой политику реагирования на события, балансирования и последовательной непоследовательности. На необходимость разоружения, освобождения политзаключенных, прекращения опеки Восточной Европы, на разрушение народного здравия водкой, на вред, наносимый духовному развитию личности воспитанием, лишенным общечеловеческих моральных принципов, указывал в 1973 г. в своем „Письме вождям” А. Солженицын, а комментировавший это письмо А. Сахаров, спустя год, писал, что „единственно благоприятный для любой страны — это путь демократического развития”, что „существующий веками в России рабский, холопский дух, сочетающийся с презрением к иноземцам, инородцам и иноверцам... величайшая беда, а не народное здоровье. Лишь в демократических условиях может выработаться народный характер, способный к разумному существованию во все усложняющемся мире”. Приняв многое из этого, кремлевский хозяин, однако, открыто не признал, что выполняет программу изгнанного писателя и академика-диссидента, а назвал ее своей.

Горбачев утверждает, что его книга — образец нового мышления не только для СССР, но и для всего мира. И тут же пишет, что образцом для него остается Ленин, учение которого и завело страну в тупик. Де Голль однажды писал, что за „победами Александра Македонского угадывается философия Аристотеля”.

А какая философия подкрепляет программу перестройки? За перестройкой — пустота, в которой, как стершиеся монеты позванивают лишь ленинские цитаты, которых у первого вождя можно найти в изобилии на любой подходящий случай.

Хотя известно, что Горбачев закончил юридический факультет, однако и по сей день из-за окружающей жизнь советских руководителей секретности составить представление о том, как он учился, какими предметами увлекался, чему отдавал предпочтение, невозможно. Автор, изучавший те же предметы, только намного позже, может отметить, что среди них были и такие, которые давали возможность узнать и то, что целью изучения данного предмета не являлось. Например, скучнейшая вещь — марксизм-ленинизм — становилась интересной, когда речь заходила о западной философии, критикуемой Марксом и его последователями, поскольку таким образом можно было познакомиться не только с критикой, но и с критикуемыми. Изучение работы Ленина „Марксизм и эмпириокритицизм” позволяло кое-что узнать о таких русских буржуазных философах, как Богданов, и о таких западных, как Авенариус и Мах. История политических учений знакомила, нехотя и сквозь зубы, с развитием западной политической мысли. Проявлял ли студент интерес к критике или критикуемым, служило мерилом его интеллектуального развития, его желания получить знания из любых доступных источников. К чему же проявлял склонность будущий генеральный секретарь? Стремился ли он узнать то, что скрывают страницы учебников, или довольствовался ими? Какие зачеты он сдавал, какие проваливал, какие курсовые работы и на какие темы писал? Ответы на все эти вопросы могли бы дать представление и о характере Горбачева, и о его интеллектуальном любопытстве.

В беседе с корреспондентами итальянской коммунистической газеты „Унита” он сказал, что любит читать книги по философии. Это интересное замечание. Но увлекаться чтением серьезных книг можно по-разному. Есть такие, которым кажется, что сам факт того, что они держат серьезную книгу в руках, уже приобщает их к высшим достижениям человеческой мысли. Им кажется, что если они прочтут нечто замысловатое, то тем самым сразу выскочат вперед и, перепрыгнув через ступеньки необходимого знания, необходимых азов, узнают истину в последней инстанции. Им нужны готовые формулы. Им тяжек и непонятен процесс поиска истины, открывание ее самому. Они думают, что если прочитать всю энциклопедию, то учиться больше нечему и что вся мудрость и знания у них в кармане.