– Я не буду подслащивать пилюлю, – начал отец. – Новое распоряжение об эвакуации ставит нас всех в трудное положение. Но не в безвыходное.
По комнате пробежал обеспокоенный ропот.
Кто-то сказал:
– Если мы не уедем в течение следующих двадцати четырех часов, мы все здесь застрянем. Я слышал, что после эвакуации они на постоянной основе перекроют дороги в город для всех машин, кроме тех, которые используются при строительстве плотины. Если ты уедешь, назад дороги уже не будет.
– И знаешь, что пойдет в ход после этого? Интернет, вот что.
– А электричество? Они его отключат.
Отец поднял руки, пытаясь успокоить собравшихся.
– Вот что я предлагаю. Мы все должны объединить свои усилия и запасы, – сказал он. – Я уверен, что в кладовой у каждого из нас полно еды, и мы будем делиться ей друг с другом. Мой дом стоит на самой высокой точке. Мы все сможем здесь укрыться и…
– А как насчет моей работы? Как я буду до нее добираться?
– Способы найдутся. Надо будет только пройти через лес, а на той стороне кто-нибудь тебя подберет…
Люди смотрели друг на друга, не скрывая скептицизма. Один мужчина даже заявил:
– То, что ты говоришь, не имеет смысла, Джим.
Бесс подняла руку:
– Джим, я не знаю, что ты там слышал, но некоторые мои соседи сказали мне, сколько они получили в качестве компенсации. Может быть, они и говорили не совсем честно, но те суммы, которые они мне называли, кажутся мне вполне приличными. Может быть, нам пора вовремя прекратить бессмысленное сопротивление и таким образом сократить ущерб?
Я еще никогда не видела отца в таком отчаянии.
– Но вы же все подписали нашу петицию, – пробормотал он. – Вы обещали мне, что не пойдете на сделку.
Бесс встала и положила руку отцу на плечо:
– Нам горько видеть, как умирает Эбердин, но наши жизни продолжатся. Нам просто необходимо принять предложение властей.
Все остальные закивали, соглашаясь. Все, кроме отца.
Я сидела, скрестив руки на груди и думая: «Что же будет дальше?», хотя ответ был мне уже известен. Дальше не будет уже ничего. Все кончено, все.
Я все еще не получила ни одного сообщения от Морган и уже начинала нервничать. Она не ответила даже на ряд фоток.
Я начала паниковать. Вчера вечером я так капитально накосячила. Все, что я ни делала, чтобы стало лучше, – все от истории с Джесси до тех ужасных сообщений, которые я отправила Банди, – могли стоить мне ее дружбы. Если я потеряю Морган, я буду поистине безутешна.
Был уже поздний день, когда приехала мама. Я хотела спросить ее о Морган, о том, не говорила ли она чего-нибудь обо мне, когда вернулась сегодня утром, но мне не представился такой случай.
– Где твой отец? – спросила мама.
Мне было тяжело ответить ей:
– Он спит.
Я не стала говорить маме того, что отец сказал мне, когда поднялся в мою спальню после того, как все ушли. А сказал он вот что: «Пусть шериф Хемрик приходит и выволакивает меня силой».
Мама кивнула, как будто мои слова подтвердили все ее самые худшие опасения. Она протянула мне коробку. Я думала, что она предложит мне начать собирать вещи, но по тому, как она ее держала, я поняла, что в ней уже что-то лежит.
Я откинула верхний клапан.
Там лежало мое платье, купленное для Весеннего бала. Вернее, то, что от него осталось. Теперь это была просто мятая тряпка, потому что после бала я, скомкав платье, засунула его под кровать Морган и совсем про него забыла.
– Кили.
– Мама, позволь мне объяснить. Я…
– У меня никогда не было ничего настолько красивого. – Она поднесла платье к свету. – Я представляла себе, как ты когда-нибудь наденешь его в колледже. Может быть, на какую-нибудь особенную вечеринку. Или на собеседование. Или на конференцию…
Она встала и пошла на кухню.
Я последовала за ней:
– Мама, пожалуйста…
Подойдя к раковине, мама наклонилась над ней и потерла руками виски:
– Кили, я не знаю никакого другого способа сказать это. Есть только один способ – выложить все и сразу. – Она выпрямилась и повернулась ко мне. – Сегодня утром я сняла квартиру и внесла задаток. Она находится между Эбердином и Бэрдом. Сегодня я упакую свои вещи, и я хочу, чтобы свои вещи упаковала и ты.
– А как же папа?
– Я больше уже не могу о нем беспокоиться.
– Как ты могла такое сказать? Ведь он так для нас старался. – Я понимала, что, борясь за отца, я борюсь и за себя.
– Кили, это я старалась для нас все последние два года, все время, день за днем. Я, а не он.
– Ну и что? Разве он не может загладить свою вину?
Я отчаянно хотела, чтобы мама ответила «да». Но она сказала:
– Сегодня я ночую у Энни. Мы устраиваем прощальную вечеринку с ночевкой, а кроме того, ей понадобится помощь в укладывании вещей.
– Значит, они тоже уезжают. Куда?
– Дорогая, ты должна поговорить с Морган.
Я пыталась. Но Морган не отвечала на мои звонки.