Последние парень и девушка на Земле

Мама задавала этот вопрос каждый раз, когда разговаривала с миссис Дорси.

И хотя мне всякий раз хотелось сказать «да», я никогда этого не делала. Если бы Морган хотела поговорить со мной, она бы сделала это уже давно. Она знала номер моего телефона. Более того, она знала, что я пытаюсь с ней связаться. Мне оставалось только ждать, когда она простит меня, если это когда-нибудь произойдет.

Я потеряла счет своим попыткам связаться с Морган, которые предпринимала с тех пор, как она покинула Эбердин. Сначала я посылала ей длинные, сбивчивые сообщения. Я говорила с ней, как будто она была на другом конце линии, вместо того чтобы отправлять свои звонки прямо на ее голосовую почту. Но теперь, много месяцев спустя, я ограничивалась лишь короткими репликами типа «Скучаю по тебе, Морган».

Между тем Элиза и я по-прежнему поддерживали связь. Она совершенно неожиданно прислала мне сообщение где-то в середине сентября. Она хотела знать, как у меня идут дела, завела ли я новых подруг и все в таком духе. Это было больше, чем я заслуживала, и я сразу же подумала, что, может быть, Элиза общается со мной по поручению Морган. Но потом я поняла, что нет. Элиза просто была по-настоящему хорошим человеком, вот и все.

Ей нравилась Флорида, особенно тамошние парни, которые всегда были покрыты загаром. Ей нравилось жить в городе, который был более многонациональным, чем наш. «Тебе следует подумать о том, чтобы уехать учиться в какой-нибудь колледж подальше. Тебе надо пообщаться с людьми другой культуры, понять, что мир куда шире и многообразнее, чем мы думали. Взять хотя бы другую еду – о, мой бог, Кили, я просто балдею от кубинской кухни. Не думаю, что сейчас я смогла бы съесть то пресное жаркое, которое нам готовили по воскресеньям в церкви Святой Анны».

Это было странно. Я всегда считала, что мы с Элизой друзья, но по-настоящему близки мы стали только после того, как она уехала. Наверное, потому, что теперь у нас появилось больше времени друг для друга, поскольку нам больше не приходилось соперничать за внимание Морган.

Не получала я вестей и от Ливая, но это была уже другая история. Он теперь учился в колледже, далеко от Эбердина. Он вообще не появлялся в онлайне, а номер сотового сменил.

Но я часто думала о нем, особенно когда менялась погода. Я представляла, себе, что бы он мог сейчас делать, гадала, нравится ли ему в колледже, вступил ли он в какое-нибудь братство. Не в спортивное, а может быть, в научное. Возможно, он встретил другую девушку, добрее и лучше меня, и она не будет его подставлять, как подставила его я.

Мама закончила разговор с подругой, а потом вдруг крепко обняла меня. Я знала, что у нее болит сердце – оттого, что больно мне, и оттого, что она ничем не может мне помочь.

– Ты слышала, что возведение плотины завершено? – спросила я.

– Да, папа говорил мне об этом, когда звонил.

Отец устроился на работу в одном магазинов хозтоваров. Его взяли типа зазывалой при входе и позволили ему сидеть на табурете. Он кое-что знал практически о каждом из продаваемых товаров, и хозяева решили, что на этом месте он сможет помочь сориентироваться наибольшему количеству потенциальных покупателей. Получив свою первую зарплату, отец пригласил маму на свидание, и она сказала «да». Теперь они раз в неделю вместе ужинали и ходили в кино, на достаточно ранние сеансы, чтобы отец мог отвезти маму на машине в наш таунхаус и она могла заняться своими историями болезни. Это было еще одно обстоятельство, которое вселяло в меня надежду. Мама действительно любила отца, а он ее, и они работали над тем, чтобы восстановить свои отношения. Я же хотела, чтобы и у меня появился такой шанс.

– Мы идем сегодня на ужин, – сообщила мама. – Если хочешь, можешь к нам присоединиться.

Я покачала головой:

– Принесите мне что-нибудь вкусненькое.

Когда отец и мама уехали на свидание, я решила наконец распаковать свои коробки.

Как только я распаковала первую коробку, я поняла, что мешало мне сделать это прежде. Дело в том, что трудно решить, что стоит оставить, а что нужно выбросить, когда у тебя есть только тридцать минут для того, чтобы разобрать твои вещи, тебе дали недостаточно много коробок и ты к тому же безутешно рыдаешь. И я поняла, что наделала кучу ошибок. Я выбросила вещи, которые, как я теперь понимала, нужно было оставить, и оставила те, которые следовало выбросить. Но я не хотела заниматься ими. Проще было спрятать их, чем с ними разбираться, потому что я знала – вернуться и все исправить будет невозможно.

И все же я не могла заставить себя выбросить тот стикер. Только не теперь, ведь он был единственной вещью, напоминавшей мне о Морган.

Я выбрасывала пачку старых тетрадей на спиральках, когда из пачки вдруг выпала рабочая карточка и, кружась, упала на пол. Я сделала ее на уроке основ безопасности жизнедеятельности в неполной средней школе. Это был рисунок гипофиза, расположенного в человеческой голове где-то под ухом.