– Это было как наркотик. Выглядеть в твоих глазах и в глазах твоей мамы, не говоря уже о жителях города, человеком, который может их за собой повести. Мне было так стыдно, что я так вел себя после того, как со мной произошел несчастный случай, я так себя жалел. И я действительно отчаянно хотел исправить все свои ошибки. Я хотел верить, что если ты и твоя мама будете считать меня сильным, то, значит, я такой и есть. Я спрятался от правды, а именно от того факта, что у меня есть семья, которая нуждалась во мне, которой нужно было вовсе не то, чтобы я стал героем, а чтобы я поддерживал ее, заботился о жене и дочери каждый день. И это как раз то, что я пытаюсь делать теперь – просто быть таким, каков я есть, и надеяться, что этого довольно.
Конечно же я поняла, что отец хотел сказать. Именно поэтому мой поступок со стикером не сработал. Морган не нужен был широкий жест, ей нужна была просто более хорошая подруга. Но вместо того, чтобы решать серьезные проблемы, я старалась все свести к шутке.
Вытерев глаза, я решила, что все равно поеду на празднество открытия плотины, даже зная, что Морган там не будет. Если она так и не захочет простить меня, что ж, мне придется с этим жить. Но я бы никогда не простила себя, если бы не использовала свой последний шанс увидеть то место, где мы подружились, пока оно тоже не исчезнет навсегда.
Глава 40. Суббота, 15 октября
Солнечно, максимальная дневная температура шестьдесят градусов по Фаренгейту.
Осенний день, когда губернатор Уорд открывал плотину, посвященную бывшим жителям Эбердина, просто не мог бы быть еще более солнечным и прекрасным. Яркое солнце, синее небо, желтые и красные листья, отражающиеся в воде. Как и было обещано, были и передвижные закусочные, и аттракционы, находящиеся на берегу в разбитом у озера парке. Что было здесь раньше? Трудно было сказать, и я думаю, большинству людей до этого не было дела. Их больше волновало то, чтобы застолбить место, где можно будет посмотреть фейерверк, который будет устроен на гребне плотины после того, как зайдет солнце. Хотя это и показалось мне неправильным, я не удержалась и съела яблоко, покрытое слоем карамели и орехов. Все вокруг меня праздновали, но для меня это было что-то вроде вечеринки на похоронах.
После сегодняшнего дня ни у кого уже не будет повода для того, чтобы возвращаться в Эбердин. Даже если мы и не помиримся с Морган, то я смогу узнавать основные новости о ней от своей мамы. Но Ливай? Я знала, что он ушел из моей жизни навсегда.
Я засунула руки глубоко в карманы своего кардигана и стала прохаживаться вокруг, надеясь увидеть знакомые лица. Кое-кого я встретила. Однако не могу сказать, что я испытывала какие-то сильные чувства при виде учителей и одноклассников, даже если они останавливались, чтобы обнять меня и спросить, как у меня дела. Я всем говорила, что у меня все хорошо, что я живу прекрасно, а когда меня спрашивали о Морган, я просто лгала. Я не могла рассказать знакомым правды, не могла сказать, как в последние несколько дней в Эбердине я все испоганила.
Изменилось ли что-нибудь?
Может быть, то, что сказала мне Морган, правда и я действительно такая равнодушная, что ничего не могу чувствовать?
Нет, это не так. Потому что на меня сразу нахлынули чувства, когда я увидела шерифа Хемрика, стоящего у ларька с кофе и разговаривающего с другими офицерами. Некоторые из них были одеты в полицейскую форму других городов.
Я замерла и несколько минут подождала, надеясь увидеть Ливая. Но его конечно же не было. Его колледж находился где-то в десяти часах езды.
Я осторожно подошла к шерифу. Мне все равно было нечего терять.
– Здравствуйте, шериф Хемрик.
– Здравствуй, Кили. – Он отвел глаза.
Один из полицейских усмехнулся:
– Твой отец тоже здесь?
Я проигнорировала его:
– Я хотела спросить, как поживает Ливай.
– Замечательно. – Шериф Хемрик поднес чашечку с кофе к губам и отхлебнул глоток. – Учеба ему очень нравится. Думаю, он не приедет домой даже на День благодарения. – А затем, словно вдруг вспомнив, что надо быть вежливым, добавил: – Спасибо, что спросила.
Я ждала чего-нибудь еще. Я хотела большего. Но это было единственное, что шериф Хемрик был готов сделать для меня. Он уже повернулся ко мне спиной.
– Пожалуйста скажите Ливаю, что я передавала привет, – попросила я.
Шериф Хемрик кивнул. Я знала, что он ничего Ливаю не передаст. Он не хотел, чтобы хоть что-то привязывало его сына к Эбердину. Ни его покойная мать, ни я. Особенно я. Таково было настроение шерифа с самого начала. И может быть, с таким отцом Ливаю было лучше всего.
И все-таки я лелеяла надежду, что Ливай поймет, почему я украла ту карту из кабинета его отца. Ведь поддерживая своего отца, я не переставала думать и о нем.