Да и Ливай сегодня тоже не слишком налегал на работу. Не знаю, что было тому виной, его неожиданный разговор с отцом, от которого он ушел, или что-то другое, но он был не таким, как всегда: требовательным, памятливым и занудно-дотошным. Сегодня он действовал, как сомнамбула.
– Ага. Лучше пойдем домой, пока не ливануло, – предложил парень.
Мы закрыли входную дверь и нарисовали на стене красный значок «Х». Над нашими головами ударил раскат грома.
– Боюсь, для этого уже слишком поздно, – сказала я.
Мы спустились на несколько ступенек с крыльца, и тут первые редкие капли уступили место сильнейшему ливню. Мы тут же укрылись в доме и встали около окон.
Из-за мглистого грозового неба в доме вдруг стало совсем темно, а включить свет мы не могли, потому что подача электричества была отключена.
– Не бойся. Это долго не продлится, – сказал Ливай.
– Понятно.
– И этот дождь будет недостаточно сильным, чтобы вызвать наводнение.
– Понятно.
– И если мы влипнем, мы всегда сможем позвонить моему отцу.
– Я не боюсь, Ливай, но ты начинаешь меня пугать.
– Извини.
Следующие несколько минут прошли в молчании.
А потом ни с того ни с сего Ливай сказал:
– Я видел твоего отца в новостях по телевизору и слышал, как он говорил о своем митинге. Он говорил как человек, совершенно уверенный в своих словах.
– Ему легко быть уверенным, потому что он прав. Власти профукали Эбердин, и теперь мы в полной заднице. А у отца, по крайней мере, есть мужество, чтобы это сказать.
Я ожидала, что Ливай начнет защищать своего отца или мэра, но он не стал этого делать. Вместо этого он сказал:
– Я прочел манифест твоего отца. В нем он высказывает несколько интересных соображений.
– С твоей стороны великодушно это признать. А твой отец его читал?
– Сомневаюсь. Он очень занят, Кили. Работает, можно сказать, круглые сутки.
Я вспомнила, как отец говорил, что мэр Аверсано, вероятно, что-то урвет в обмен на поддержку, которую он оказывает губернатору. Если он в деле, то и шериф Хемрик стопудово тоже. Я могла добыть то неопровержимое доказательство, которое так было нужно моему отцу. Доказательство, что губернатор Уорд дает откаты всем тем, кто помогает ему очистить Эбердин от жителей. И я спросила Ливая напрямик:
– Что твой отец от этого имеет?
Сначала Ливай смотрел на меня так, будто не понял вопроса.
– Ну, если все это пройдет по плану, он уже больше не будет шерифом. – И Ливай пожал плечами. – Он давно уже думал уехать из Эбердина. Особенно после того, как я поступлю в колледж.
– Ах, значит, это не имеет ничего общего с какой-нибудь непыльной должностью в каком-нибудь другом городе? Просто все так удобно совпало.
– Непыльная должность? Брось, Кили. Может быть, отец получит другую работу, но я об этом ничего не знаю. Я знаю одно – здесь он не останется. Ни у кого не будет такой возможности. Эбердину конец.
– Это мы еще посмотрим.
– Да, посмотрим.
Мы пробыли в доме еще довольно долго, оба глядя в свои телефоны. Потом дождь немного ослабел, и я думаю, ни один из нас не хотел ждать, когда он перестанет совсем. Так что я встала на подножки осей задних колес велосипеда Ливая и позволила ему довезти меня до дома Морган.
Морган и Элиза сидели на полу спальни, окруженные барахлом. Его было так много, что я с трудом открыла дверь.
Я и не знала, что стою с разинутым ртом, пока Морган меня не поддразнила:
– Успокойся, Кили. Я не пакую вещи.
Но что бы она там ни говорила, по мне, это было похоже на сбор и упаковку вещей. По крайней мере, предварительные сбор и упаковку. И если это было не так, то почему Элиза закатила глаза? Я стопудово заметила, как она это сделала, и у меня сразу стало противно на душе. Я думала, что если она и сердилась на меня, то всю эту обиду уже подавила. Но может быть, я ошибалась.
Как бы то ни было, одежда Морган была разложена на полу по кучкам. Я видела, по какому принципу она ее рассортировала. Вещи более новые или те, которые, как я знала, ей нравились, были аккуратно сложены около ее письменного стола. Сарафан из легкой полосатой индийской ткани. Ее любимые джинсы с модной прорехой на колене. Ее осеннее пальто, красное шерстяное с капюшоном и длинненькими деревянным пуговицами, которое она проносила только один сезон.
Вся остальная одежда была смята в комки и сложена в большие кучи. Вытянувшаяся футболка, которая когда-то была ее любимой, но которую теперь она надевала только на ночь. Купальный костюм, в котором она купалась два лета назад. Джинсовые шорты-комбинезон.
Элиза открыла одну из коробок и вытащила оттуда купальник для танцев с балетной пачкой из перьев:
– Мои старые танцевальные костюмы, в которых я выступала! Я не брала их в руки много лет!