Последние ратники. Бросок волка

Именно на нее безжалостным сапогом наступил невесть как вновь оказавшийся здесь Котел, вырвал из немеющих пальцев сулицу и, прикрывшись щитом, метнул в сторону наступающих.

— Хватай остальные! — проорал он Кутьке прямо в лицо. И это уже не был знакомый ему добродушный здоровяк. — Норд ждать, пока ты просрешься со страху, не станет! Рядом хочешь лечь?!

— Сдохните, гниды! — бешено орал Ива, практически в упор всаживая стрелу за стрелой в наваливающихся нордов. Те уже сыпались в зеленую тину застоявшейся речушки, брели в ней по пояс, замедляя атакующий напор, но вовсе не становясь при этом легкой добычей. Они с готовностью отвечали, забрасывая защитников топорами и копьями. Одно из таких со хряском вошло в лубяной ларь с землей, стоявший в основании укрепления прямо перед Кутькой. Но не всем везло так же, как ему. С этой стороны укрепления все чаще воздух полнили крики боли и хрипы умирающих, тонущие в кровавых брызгах.

— Щиты! — перекрывая гвалт схватки орал не хуже лося в гон Котел. — Щиты у вас на руках для какого хрена?! Прикрывайтесь!

Он же первым вступил в схватку. Чуть не на четвереньках выбравшийся на крутой берег с их стороны хирдман был встречен ударом рогатины, вскользь прошедшимся по щиту и с мокрым хряском врубившимся широким острием прямо в горло. Когда норд свалился ничком обратно в воду, заливая свою кожаную броню кровищей и мешая ее с зеленью тины, Котел всучил оружие обратно в руки его владельцу.

— И чтобы ни одна рожа тут мне не пролезла! — рявкнул он так свирепо вращая глазами, чтобы охотник понял — в случае чего он будет убит этим здоровенным дружинником ничуть не хуже, чем викингами.

Котел тут же метнулся на другой фланг обороны, а Кутька с ужасом понял, что прущие на берег из речушки норманны вот-вот достанутся и на его долю. Лихорадочно выдернув из земли одну из торчащих там сулиц, он, не забывая судорожно прижимать к себе щит, выбрал из наступающей орды одного норда, неожиданно для самого себя вдруг оглушительно заорал — и метнул копье прямо в его бородатую рожу.

Брошенная неумелой рукой и пролетевшая почти плашмя сулица оцарапала нордский шлем и булькнула в воду.

Ошалевший от своей воинской удачи викинг выбросился из воды, как сом не берег, размахиваясь что есть мочи двуручным топором. Нацелился он на Кутьку, а тот с похолодевшим сердцем вдруг понял, что в руках у него только щит, который вряд ли выдержит прямой удар такого мощного оружия. Топор так и остался торчать за поясом. И в тот миг, когда он обреченно поднял щит, готовясь принимать на него чудовищной силы выпад, прямо в лицо викинга врезался обух топора, с хрустом скосив набок челюсть и вмяв в голову чудесно спасший его мгновением раньше кожаный шлем. Так и не успев опустить в сокрушающем ударе секиру, норманн с окровавленной кашей вместо головы рухнул на воз с внешней стороны.

Отерев о борт телеги налипшие на окровавленный обух волосы с нордской бороды, охотник бросил угрюмый взгляд на Кутьку.

— Ежели все дружинники, разодетые как ты в брони, такие же умельцы по части сечи, не долго нам тут мучатся осталось.

Кутька непременно покраснел бы, смутился, быть может, даже попытался бы пролепетать что-то вроде оправданий, но — только не сейчас. Война вообще оправданий не любит. Поэтому он лишь благодарно кивнул и выдернул из земли копье.

Приток форсировала уже большая часть хирдманов. Но не без злорадства Кутька отметил, что препона эта стала последней далеко не для пары-тройки атакующих. Они валялись, навечно вцепившись в свое оружие, по обоим берегам, а часть даже плавала грязными кучами на поверхности — кто выставив вверх зеленые от тины спины, кто задрав к небу клочковатые бороды. Жаль, любоваться этим зрелищем особо было некогда. Вопли, грохот, лязг и скрежет накрыли укрепление ополчения не хуже хорошей бури.