Последние ратники. Бросок волка

К слову сказать, щит перед собою выставить он успел очень вовремя. Едва выпроставшийсь из тины, что твой водяной, в него тут же поспешил запустить топор странный для северянина чернобородый верзила с рогатым шлемом и короткой кольчугой. По тому, что она едва доходила ему до уд, можно было предположить, что досталась она ему не совсем честным путем, скорее всего была содрана с чьего-то тела. Топор же вовсе не был из тех, что норды привыкли метать. Скорее, наоборот — на длинной ручке, с узким и длинным, как клюв цапли, острием. Именно им секира и врубилась в верхнюю часть кутькиного щита, которая тут же раскололась, что полено под колуном. Сила удара была такова, что парнишка едва не свалился с ног, а рука онемела от плеча до локтя. Чернобородый же, раззявив пасть в истошном вопле, бросился вперед, со всей дури замахиваясь щитом за неимением другого оружия. В два шага он взлетел по земляной насыпи, навис над Кутькой с перекошенной рожей, изготовившись окованным краем щита снести ему башку. Выстрелив вверх руку с расколотым щитом, другой парнишка изо всех сил, помятуя о первом своем неудачном опыте обращения с копьем, выбросил вперед копье. Острие скрежетнуло по железу, и в тот же миг на кутькин щит обрушился страшной силы удар нордским щитом. Рука отнялась теперь полностью, безвольно повиснув вдоль тела, зато другая и не подумала обмякнуть, судорожно вцепившись в копье. На нем, как жук на булавке, извивался викинг. Из-за того, что он взобрался на кручу и находился выше, острие вошло в аккурат под нижнее кольчужное звено. Бешеные воинственные кличи сменились жалобными завываниями и горловым клокотанием. Свободной рукой он тоже вцепился в древко сулицы, пытаясь вырвать ее из себя, будто это могло ему помочь. Темная кровь, льющая из раны, черными струями орошала копье. А за спиной раненого норда уже вырос другой, с не менее зверзкой харей. Увидев это, Кутька всем весом навалился на древко и с диким от напряжения криком завалил насаженного на оружие северянина на спину, опрокинув его на набегающих следом викингов. Сулицу, освободить которую не было никакой возможности, пришлось выпустить.

Пока напирающие норды спихивали с дороги навалившегося на них сверху нечеловечески вопящего соратника, Кутька успел выдернуть из-за пояса топор, стараясь выкинуть из головы до сих пор стоящую перед глазами картину заливающей его копье крови. Сейчас было все-таки не самое подходящее время для переживаний и внутренних содроганий. Тем более, что прущий следом викинг принялся так отчаянно рубить щит, словно считал его своим кровным врагом. Глухие удары от крошащего дерево железа заглушили на какое-то время все остальные звуки вокруг, а мелкая щепа разлеталась не хуже, чем стрижи над рекой. Пару раз удалось отмахнуться от наседавшего рубаки секирой, но он умело уворачивался от этих выпадов. А когда Кутька вдруг почувствовал, что на его щит снаружи налегает еще одна сила, понял, что дела его совсем плохи. Норд цепко ухватился за торчащий до сих пор из щита топор чернобородого и дернул за него так, что Кутька потерял равновесие и чуть не бухнулся на колени. Удар сверху последовал незамедлительно. Спас прочный дружинный шлем, сработанный из железа получше того, из которого был сделан короткий меч норда. Но осознание этого пришло много позже. А в тот миг был только страшной силы удар, лязг, оглушительный звон в ушах и падение на землю, под ноги спрыгнувшего с телеги викинга. Добивать свалившегося врага он не стал, принявшись за нового — которому пришлось отбиваться сразу от двоих. Секира одного викинга с отвратительным треском подрубила левую голень охотника, что недавно пенял парнишке за неумелость, а меч второго, только что отправивший Кутьку прохлаждаться на земле, хрустко вошел под ребра. Зашедшийся было в крике ополченец подавился воплем, бухнувшись на колени. Тут же топор располовинил ему голову.

И Кутька прекрасно понял, что норды превратили здорового мужика в расчлененное безжизненное ничто именно из-за него.

С застрявшим в горле рыданием он поднялся на четвереньки, сжал что есть силы в кулаке топор, который, оказывается, так и не выпустил из рук, и, взмахнув им над головой, всадил по самое древко «своему» норманну в ступню. А когда тот с криком упал на спину, бросился на него всем телом, до хруста в позвонках отвел назад голову — и опустил окованный прочными железными полосами шлем прямо на ненавистное лицо. А потом еще раз. И еще. О битве он уже не думал, об осторожности и стерегущей со всех сторон смерти забыл. Для него сейчас существовал только викинг с переломанной рожей и захлебывающийся своей же кровью вперемешку с зубами.

Лишь тогда он очнулся, когда почувствовал, что кто-то цапнул его сзади за бармицу шлема, и пытается то ли поднять, то ли оттащить от мертвого уже тела, то ли содрать с него шлем. Не долго думая, Сявка хватанул за солидного вида тесак, что болтался на поясе викинга, выхватил его из потертых ножен и, не глядя, с разворота всадил в того, кто тормошил его сзади.