Последние ратники. Бросок волка

— Кто ж знал, что так оно все обернется, — как-то непривычно виновато прозвучали слова грозного воеводы. — Хотел вас нос к носу столкнуть, а потом и взять лиходея за горло… Никак не думал, что он после смерти батюшки так перетрухнул, что чуть не каждого незнакомого человека в корчме приказал подымать на ножи. Вдруг-де и за ним убивцы родителя явятся.

— А пожар-то откуда?

— Не помню уже, — рассеянно пожал плечами Перстень, скорчившись при этом движении от боли. Недовольно посмотрев на торчавшую из него стрелу, будто она, устыдившись его взгляда, сама могла вылезти из тела, он продолжил, — как-то само вышло. Отмахивался, где-то чего-то на что-то перевернул, оно как-то и занялось. А если б не подклад кольчужный в кафтане, так меня б не только поджарили, но ещё б и продырявили, как Котла.

ХХХ

Чем хороша весна — погода не в силах долго изливать на людей свою обиду. Стылые дни могут изрядно утомить бесконечной унылостью, а могут и завершится так скоро, что никто не скажет с уверенностью: были ли они на самом деле, или привиделись в скверном сне. Вот и сейчас мрачные войска туч, многие дни казавшиеся непобедимыми, истаяли за одну ночь. Правда, не полностью. Остатки их полков, обратившись в тяжелые темные облака, еще кружили над стольным градом в медленном хороводе, но беспросветностью уже не отравляли души. Не портил настроения даже время от времени проливающийся на землю дождь. Был он ласков и приветлив. Тысячи капелек опускались с неба, словно легчайший лебединый пух. Они не стучали настойчиво по крышам, не лупили по деревянной мостовой и не бурлили в лужах, стремительно падая из выси, а плавно стелились по воздуху, мягко касаясь земли.

В такие дни особенно неприятно смотреть на творимые людьми непотребства.

Рябой сидел прямо напротив Якова, буравя его тяжелым взглядом, недобро шевеля губами и беспрестанно сшибая брови на переносице. Встречаться с ним глазами было неприятно — и боязно, и как-то противно. Ему все чудилось, будто сейчас его бывший провожатый лихо вскочит на ноги, схватит за шею, либо даже вцепится в горло зубами. Или, как принято в тутошних краях, откуда ни возьмись в его руке очутится нож. В такие моменты до одури хотелось стать варваром. Таким, какими были здесь все. Сильным, гордым, бесстрашным. Которому любые неприятности, что гусю вода. Таким, как эти двое воев, что сидели сейчас рядом и так же хмуро глядели на полонянина. Рябой, похоже, избегал встречаться с ними взорами точно так же, как послушник — с ним.

— Хлопец, я ведь с тобой тихо-мирно беседую, — задушевным голосом пел Перстень. — Почти по-дружески. А ты опять не больно вежественно себя ведешь. Нехорошо это. Ты гляди, терпение ведь даже у меня не бесконечное. Закончится, и отдам тебя в лапы этому вон, — воевода пихнул коленом сидящего на полу, скрестив ноги, степняка. — У него все говорят. И завсегда правду.

В ответ рябой лишь фыркнул и снова упер недобрый взор в Якова.

— Вы даже не представляете, как сильно будете жалеть о том, что сделали. Вам, пни болотные, конец.

— Ты меня уже в третий раз так назвал, — напомнил Перстень. — Видят боги, не хотел я этого.

Тяжелая ладонь опустилась на плечо Ромея.

— Покажи нашему гостю, как ловко у тебя получается правду вызнавать.

От взора Яшки не укрылось, как сильно занервничал никодимов знакомец. Заметил это и Перстень.

— Знаешь, никогда еще такого не случалось, чтобы кто-нибудь его обманул, — чуть подавшись вперед и понизив голос почти до шепота, доверительно сообщил он своему пленнику.

Степняк, не обращая никакого внимания на панические взгляды, которые то и дело бросал на него рябой, принялся деловито расхаживать по горнице. Он заглянул под лавки, пошарил рукой в котомках, что валялись на полу под окном, даже проверил на ощупь яшкину рясу. «Монашек», рассерженно засопев и решительно вырвав из пальцев нехристя край своего одеяния, отодвинулся от степняка подальше. Тот не обиделся. Сохраняя непроницаемое лицо, Ромей подошел к сидящему на лавке полонянину, смерил его изучающим взором, и вдруг, схватив за рукав рубахи, резко дернул его на себя. От неожиданности пленник вскрикнул. Благо, треск рвущейся ткани заглушил его голос.

Перстень подался в сторону «монашка» и доверительно шепнул ему на ухо:

— Сейчас пальцы отрезать будет. Он их спервоначала тряпицей перетягивает — чтоб не кровили шибко.

— Руку, — тихий голос Ромея почти слился с шепотом дождя за окном, но прозвучал так, что Яшка услышал бы его, даже находясь за дверью.

Взгляд рябого панически метнулся с протянутой к нему ладони на Перстня, который немедленно ободряюще кивнул, потом на окно и дверь. Даже задержался под лавкой, словно там в случае чего он смог бы незаметно спрятаться. В глаза степняку корчмарь старался не смотреть. Но и требуемую руку поднимать не торопился.