Читаем Последние стихотворения полностью

Последние стихотворения

Несколько раньше Рембо трактовал эти стихотворения в другом духе, более близком верленовскому, - как "наивные, сельские, простодушные, милые". Он читал их своему другу Делаэ "с очень отрешенным видом, как будто вещи, написанные кем-то другим". Соответствующая характеристика "Последних стихотворений" содержится в "Проклятых поэтах" Верлена.

С 1886 г. вплоть до издания "Озарений" (1914) "Последние стихотворения" полностью или частично печатались вместе и отчасти вперемежку со стихотворениями в прозе. Впоследствии среди "Озарений" были оставлены лишь две вещи, которые можно трактовать как написанные свободным стихом и объединенные с другими озарениями единством рукописи, - это "Морской пейзаж" и "Движение".

При размещении "Последних стихотворений" мы придерживаемся порядка издания Плеяды, но устанавливаем для них особую нумерацию. Таким образом, "Воспоминание" из номера LXVI превращается в номер I, а заключительное "Позор" из номера LXXXIV в номер XIX.

Нужно сказать, что до выхода первого издания Плеяды (1946) "Последние стихотворения", долго печатавшиеся вместе с "Озарениями", в большинстве случаев не воспринимались как отдельное произведение: они жили в восприятии как озарения в стихах, стихотворные озарения или стихотворения в "Озарениях".

Эта структурная невычлененность не способствовала сосредоточению внимания переводчиков на "Последних стихотворениях". Поэтому их полный перевод и полный перевод тех их вариантов, которые приведены Рембо в "Одном лете в аду", - важная сторона в работе переводчика данной книги. Во многих случаях перевод М. П. Кудинова является единственным переводом стихотворений этого сборника.

Читатель также сразу заметит, что все переводческие трудности усугубляются, потому что при переходе от стихов 1869-1871 гг. к "Последним стихотворениям" он попадает в зону искусства выражения, допускающего (несмотря на наличие словесного текста) столь же свободную интерпретацию, как инструментальная музыка. Это будет видно начиная с открывающей "Последние стихотворения" вещи.

I. Воспоминание

Впервые напечатано (ч. IV и V) посмертно в "Ль'Эрмитаж" 19 сентября 1892 г.; затем целиком - в Полном собрании стихотворений (Париж, 1895).

Сохранился недатированный автограф в "рукописи Гро".

"Воспоминание" должно воздействовать музыкой - созвучиями, россыпями созвучных и смутно ассоциирующихся слов, монотонностью одних женских рифм больше, чем связным смыслом входящих в него предложений.

Стихотворение (особенно его ч. V) противостоит "Пьяному кораблю", как бы констатируя реализацию отказа от мечты о свободном беге корабля.

Остальное - неопределенно. Если опираться на ч. III, то можно видеть здесь тему "уяснения", почему отец покинул мать поэта.

Друг Рембо - Эрнест Делаэ, настаивая на значении женских рифм, видел в стихотворении воспоминания о реке детства Мезе (Маасе), и вообще о воде - о "женском элементе". Однако в ч. III "тот, кто скрылся", прямо назван l'homme - "муж, человек".

В известной книге о Рембо Рене Этьембля и Яссю Гоклер (1936) показано значение воспоминания в стихотворении.

В ч. I "женский элемент" кажется сублимированным до воспоминаний о Жанне д'Арк, а далее - от слова "нет" - все переводится в русло более обыденной поэтичности.

Сведений о других переводах нет.

II. "О сердце, что для нас..."

Впервые напечатано без ведома автора в "Ла Вог" Э 7 за 7-14 июня 1886 г., затем в книге Рембо "Озарения" (1886).

Сохранился автограф "рукописи Пьер Берес".

Хотя эта вещь относится к группе "Последних стихотворений", она по духу, определенности революционного смысла и характеру стиха тесно связана со стихами поэта о Коммуне, особенно с "Парижской оргией".

Отражая индивидуальность поэта, "О сердце..." передает настроения, овладевшие многими коммунарами во время Кровавой недели, когда они были готовы в отместку за поражение крушить весь старый мир.

Рембо по-своему подводит итог Коммуне, поднимается до интернационалистической идеи братства с черными, грозит старому миру вселенской анархией.

Не ослабляет отчаянный характер стихотворения приписка, видимо, более поздняя, чем сама вещь: слова о том, что Рембо по-прежнему остается в неподвижном старом мире.

Зять Рембо Патерн Берришон начиная с издания 1912 г. произвольно дал стихотворению заголовок "Головокружение", ослабляющий его смысл.

Другие переводы - Ф. Сологуба и П. Антокольского.

Перевод Ф. Сологуба:

Что нам, душа моя, кровавый ток,

И тысячи убийств, и злобный стон,

И зной, и ад, взметнувший на порог

Весь строй; и на обломках Аквилон.

Вся месть? Ничто!.. Но нет, ее мы вновь,

Князья, сенаты, биржи, всю хотим,

Все сгинь! Преданья, власть и суд - на дым!

Так надо. Золото огня и кровь.

В огне все, в мести, в ужасе гори!