Черчилль снова поднялся из-за стола и произнес еще один красноречивый тост, да такой оптимистичный, что Стеттиниус чрезвычайно удивился, особенно вспомнив, каким мрачным был премьер-министр на Мальте. Черчилль сказал, что теперь они все находились на вершине горы, с которой видна открытая местность и отдаленная перспектива. "Я возлагаю свои надежды на прославленных президента Соединенных Штатов и маршала Сталина, в которых мы видим борцов за мир и которые, разгромив врага, поведут народы на борьбу с нищетой, беспорядком, хаосом и гнетом. Таковы мои надежды, а что касается Англии, то мы не отстанем и приложим максимум усилий для этого. Мы поддержим вас всеми имеющимися у нас возможностями. Маршал Сталин говорил о будущем. Это наиболее важный аспект, иначе море пролитой крови было бы напрасной жертвой. Я предлагаю тост за светлый, победный мир".
Через несколько минут поднимался пятьдесят пятый по счету тост, и налитый водой Лейхи подумал в очередной раз, что пора бы уже и заканчивать.
Члены Объединенного комитета начальников штабов встретились на следующее утро в одиннадцать часов, чтобы окончательно обсудить военную стратегию, В целях предварительного планирования было решено, что поражения Германии следует ожидать не ранее 1 июля 1945 года и не позже 31 декабря 1945 года. Разгром Японии планировался через восемнадцать месяцев после капитуляции Германии.
К полудню на заседание пришел Черчилль, а через пятнадцать минут после него прибыл и Рузвельт, задержавшийся в связи с недомоганием. Поскольку военные уже пришли к полному соглашению, то для западных политических лидеров исчезла необходимость решать какие-либо проблемы. Рузвельту и Черчиллю оставалось только добродушно побеседовать. Через час Рузвельт сказал Черчиллю с озорной улыбкой на лице: "Конференция идет прекрасно, Уинстон, если только вы не поедете в Париж и не выступите с речью, в которой скажете французам, что Британия хочет вооружить еще двадцать пять французских дивизий с помощью американцев".
Черчилль расхохотался, отрицая, что когда-либо делал что-нибудь подобное, но президент сказал, что у него есть "кипа газет", доказывавших, что Черчилль действительно делал подобные заявления после встречи в Квебеке.
"Что бы я ни говорил в Париже, я сказал это по-французски, — парировал премьер-министр, — а если я говорю по-французски, то сам не понимаю, о чем говорю, поэтому не обращайте внимания".
Прямо перед началом шестого пленарного заседания Большая Тройка и их главные советники собрались во внутреннем дворе «Ливадии» для памятной фотографии. По возвращении в бальный зал Стеттиниус начал читать план, разработанный утром министрами иностранных дел, согласно которому должен был осуществляться протекторат территорий в ООН, Он не успел прочитать и половины доклада, когда Черчилль сердито заявил, что не согласен ни с единым словом доклада. "Я впервые слышу об этом, и со мной никто не советовался!" — повышенным тоном сказал Черчилль в такой ярости, что у него даже сползли на нос роговые очки. Ни при каких условиях я не соглашусь на то, чтобы в дела Британской империи вмешивались сорок или пятьдесят стран! До тех пор, пока я премьер-министр, я и кусочка Британского наследия не отдам!"
Наконец Черчилль успокоился до такой степени, что Стеттиниус смог продолжить, но тем не менее раздражение премьера не прошло, и когда стали зачитывать предложение Молотова по формированию правительства в Польше, то премьер-министр снова заерзал в кресле, словно готовился к новой битве. Рузвельт, как миротворец, сказал, что, по его мнению, участники близки к заключению соглашения по Польше и вопрос заключается только в "выработке решения". С другой стороны, для него было важно сделать жест доброй воли для 7 000 000 поляков в Америке, заверив их, что США вместе с другими странами обеспечат свободные выборы в Польше. Черчилль сказал, что и ему предстоит отвечать на подобный вопрос в палате общин, и раздраженно бросил: "Лично мне по большому счету на поляков наплевать".
Сталин воспользовался небрежной фразой Черчилля, заметив: "Среди поляков есть очень хорошие люди". Он стал приводить в пример ученых, музыкантов и других выдающихся деятелей. Сталин пошел еще дальше, добавив, что как в польском эмигрантском правительстве в Лондоне, так и в правительстве Люблина есть "не фашисты и антифашисты". Черчилль сразу стал возражать против подобной терминологии и начал спорить со Сталиным о семантике и значениях слов, но тот заявил, что в Декларации об Освобожденной Европе" использовалась та же терминология.
Американцы сразу насторожились. Декларация была детищем Рузвельта и была подготовлена для него госдепартаментом. В ней говорилось о "праве всех народов избирать форму правительства, при котором им жить". Теперь, когда все внимание обратилось на него, Сталин почти экспромтом сказал: "В целом я одобряю ее".