Последние свидетели. Соло для детского голоса

…Мама что-то нам пекла из картошки, из картошки она могла сделать все, как сейчас говорят, сто блюд. К какому-то празднику готовились. Я помню, что в доме вкусно пахло. А отец косил у леса клевер. Немцы окружили дом и приказывают: «Выходи!» Вышли мама и мы, трое детей. Маму начали бить, она кричит:

— Дети, идите в хату.

Ее поставили к стенке под окном, а в окне — мы.

— Где твой старший сын?

Мама отвечает:

— Торф копает.

— Поехали туда.

Они заталкивают маму в машину и сами садятся.

Галя выбежала из хаты и кричит, к маме просится. Бросили и ее к маме в машину. А мама кричит:

— Дети, идите в хату…

Прибежал с поля отец, видно, ему передали люди, взял какие-то документы и бегом за мамой. И тоже крикнул нам: «Дети, идите в хату». Как будто хата нас спасет или там есть мама. Ждали мы во дворе… К вечеру залезли кто на ворота, кто на яблони: не идут ли наши папа с мамой и сестра с братом? Увидели — бегут с другого конца деревни люди: «Дети, кидайте хату и бегите. Ваших родных уже нет. А за вами едут…»

По картофельному полю поползли к болоту. Сидели там ночь, стало всходить солнце: что нам делать? Я вспомнила, что в колыбельке мы забыли маленькую. Пошли в деревню, забрали маленькую, она была живая, только посиневшая от крика. Брат Иван говорит: «Корми». Чем я буду ее кормить. У меня же грудей нет. А он испугался, что она умрет, и просит: «Попробуй…»

Заходит соседка:

— Детки, вас будут искать. Идите к тете.

А тетя наша жила в другой деревне. Мы говорим:

— Пойдем искать тетю, а вы скажите, где наши мама с папой и сестричка с братиком?

Она нам рассказал, что их расстреляли… Они лежат под лесом…

— Но вам туда не надо, детки.

— Мы будем уходить из деревни и зайдем попрощаться.

— Не надо, детки…

Проводила она нас за деревню, а туда, где лежали наши родные, не пустила.

Через много лет я узнала, что маме выкололи глаза и вырвали волосы, отрезали грудь. На маленькую Галю, которая спряталась под елку и не отзывалась, напустили овчарок. Те принесли ее по кусочку. Мама еще была живая, мама все понимала… На ее глазах…

После войны остались мы с сестричкой Ниной вдвоем. Нашла я ее у чужих людей, забрала к себе. Пришли в райисполком: «Дайте нам комнатку, мы будем жить вдвоем». Дали нам коридор в рабочем общежитии. Я работала на фабрике, Нина в школе училась. Никогда я ее по имени не назвала, всегда: «Сестричка». Она у меня одна. Единственная.

Вспоминать не хочу. А рассказать свою беду людям надо. Трудно плакать одной…

«У нас как раз вывелись цыплята… Я боялся, что их убьют…»

Алеша Кривошей — 4 года.

Сейчас — железнодорожник.

Мое воспоминание… Единственное…

У нас как раз вывелись цыплята. Желтенькие, они катались по полу, шли ко мне на руки. Во время бомбежки бабушка собирала их в решето:

— Надо же, война — и цыплята.

Я боялся, что цыплят убьют. До сих пор помню, как я плакал из-за этого страха. Бомбят… Все бегут в погреб прятаться, а меня нельзя вынести из хаты. Обнимаю цыплят… Возьмет бабушка с собой решето с ними, тогда я иду. Иду и считаю: один цыпленок, два, три… Их было пять…

Бомбы считал. Одна упала, две… Семь…

Так считать научился…

«Король крестовый. Король бубновый…»

Галина Матусеева — 7 лет.

Сейчас — на пенсии.

Человек рождается…

Возле него сидят два ангела, и они дают ему судьбу. Назначают — сколько жить, длинный или короткий будет путь. А Бог сверху смотрит, это он послал ангелов, чтобы приветствовать новую душу. Сказать, что Он есть.

Моя ты хорошая… Я по глазам вижу: счастливый человек или нет. Не к каждому подойду на улице и остановлю: «Молодой, красивый, можно спросить?» Бегут, бегут люди, а я выберу в толпе одного, будто узнаю, у меня что-то в груди отзовется, тепло сделается, и появятся слова. Жар речи. Я начинаю говорить… Судьбу читаю… Раскрою карты, а в картах все есть: что было и что будет, и как душа успокоится, и с чем она уйдет. Уйдет туда, откуда и пришла — на небо. Карты покажут… Человек гордый, а судьба его заранее на небесах написана. Есть там текст… Но каждый его по-своему читает…