Последние свидетели. Соло для детского голоса

И вдруг мы покупаем кровать… Блестящие шарики на спинке… Все это привело меня в неописуемый восторг! Я залезла на нее и тут же скатилась на пол. Как же! Неужели! Я не поверила, что на такой красивой кровати можно спать.

Папа увидел меня на полу, поднял и крепко-крепко прижал к себе. А я прижалась к папе… Обняла его за шею, как обнимала его мама.

Помню, как он счастливо засмеялся…

«Я долго ждал нашего папку… Всю мою жизнь…»

Арсений Гутин — 1941 года рождения.

Сейчас — электрик.

В День Победы мне исполнилось четыре года…

С утра я стал всем говорить, что мне уже пять лет. Не пятый год, а пять лет. Хотел быть большим. Папа вернется с войны, а я уже большой.

Председатель в этот день созвал женщин: «Победа!» Поцеловал всех. Каждую. Я был с мамой… Радовался. А мама плакала.

Собрались все дети… За деревней колеса резиновые от немецких машин подожгли. Кричали: «Ура! Ур-ра! Победа!» Били в немецкие каски, которые перед этим насобирали в лесу. Били, как в барабаны.

Жили мы в землянке… Я прибежал в землянку… Мама плачет. Я не понимал, почему она плачет, а не радуется в такой день.

Начался дождь, я сломал прутик и мерил лужи возле нашей землянки.

— Что ты делаешь? — спрашивали меня.

— Меряю — глубокая ли ямка? А то папка будет идти к нам и провалится.

Соседи плачут, и мама плачет. Я же не понимал, что это такое «пропал без вести».

Я долго ждал папку. Всю мою жизнь…

«У той черты… У того края…»

Валя Бринская — 12 лет.

Сейчас — инженер.

Куклы… Самые красивые… Они всегда мне напоминают о войне…

Пока папа был жив, пока мама была жива, мы о войне не рассказывали. Теперь, когда их нет, я часто думаю, как хорошо, когда в доме есть старики. Когда они живы — мы еще дети… Даже после войны мы еще дети…

Папа наш был военный. Жили мы под Белостоком. Война началась для нас с первого часа, с первых минут. Сквозь сон слышу какой-то гул, словно раскаты грома, но какого-то непривычного, непрерывного. Просыпаюсь и бегу к окну — над казармами в местечке Граево, куда мы с сестрой ходили в школу, горит небо.

— Папа, это гроза?

Папа сказал:

— Отойди от окна, это — война.

Мама собирает ему походный чемодан. По тревоге отца поднимали часто. Как будто ничего необычного… Мне хотелось спать… Бухнула в кровать, потому что ничего не поняла. Легли с сестрой поздно — ходили в кино. В ту довоенную пору «ходить в кино» было совсем не то, что сейчас. Фильмы привозили только перед выходным днем, и их было немного: «Мы из Кронштадта», «Чапаев», «Если завтра война», «Веселые ребята». Просмотр организовывали в красноармейской столовой. Мы, ребятня, не пропускали ни одного показа и знали все фильмы наизусть. Даже подсказывали артистам на экране или забегали вперед, перебивая их. Электричества ни в селе, ни в части не было, кино «крутили» с помощью движка. Затрещит движок — бросаем все и бежим занимать места у экрана, а другой раз и табуретки с собой тащим.

Шли фильмы долго: закончится часть, все терпеливо ждут, когда киномеханик перемотает очередную бобину. Хорошо, когда лента новая, а если старая, то она постоянно рвется, — пока ее заклеют, пока подсохнет. А то и загорится лента — еще хуже. Совсем гиблое дело, когда движок заглохнет. Часто бывало, что фильм не успевали до конца досмотреть. Раздавалась команда:

— Первая рота — на выход! Вторая рота — на построение!

А если поднимали по тревоге, то и киномеханик убегал. Когда перерывы между частями слишком затягивались, терпение у зрителей лопалось и начиналось волнение, свист, крики, сестра залезала на стол и объявляла: «Открываем концерт». Сама она страшно любила, как тогда говорили, декламировать. Текст не всегда знала твердо, но на стол залезала без страха.

Это у нее осталось с детсадовских времен, когда мы жили в военном гарнизоне под Гомелем. После стихов мы с ней пели, на «бис» нас вызывали с песней «Броня крепка и танки наши быстры». Стекла в столовой дрожали, когда бойцы подхватывали припев:

Гремя огнем, сверкая блеском стали,
Пойдут машины в яростный поход…

Так вот, двадцать первого июня сорок первого года… За ночь до войны… В десятый, наверное, раз мы смотрели фильм «Если завтра война». После кино долго не расходились, и загнал нас домой отец: «Спать вы сегодня будете? Завтра — выходной».

…Окончательно я проснулась, когда раздался рядом взрыв и из окна на кухне посыпались стекла. Мама закутывала в одеяльце полусонного братика Толика. Сестра уже одета, папы дома нет.

— Девочки, — торопит мама, — скорее. На границе — провокация…

Мы бежим к лесу: мама задыхается, у нее на руках братик, нам она его не отдает и все время повторяет:

— Девочки, не отставайте… Девочки, пригнитесь…

Почему-то мне запомнилось, что очень сильно било в глаза солнце. Было ясно-ясно. Пели птицы. И этот пронизывающий гул самолетов…