Последние врата

Только оставив гвардейца и первого-из-старших уха за тяжёлой, окованной металлом, дверью, Петулия перевела дух и достала из-под одежд изящный жезл дивной работы – вытянутого в струночку крохотного Золотого Локка с алыми кристаллами вместо глаз, со сложенными на спинке крыльями столь же колдовского чёрного камня. Из приоткрытой пасти игрушечного локка выкатился шарик колдовского огня и осветил тьму холодного каменного мешка. Прямо перед чомой висела в цепях, прикованных к стене, чуха – дорогая и единственная подруга. Совершенно не нужная ни Стару, ни, как оказалось, Дэлу. Только ей одной, такой одинокой в этом грубом мире чоме…

– Мирочка, родная, погоди, я сейчас, – бормотала она, чертя нужные руны, касаясь жезлом цепей, чуткими пальцами искусной целительницы ощупывая опустившееся к её ногам бесчувственное тело и отмахиваясь от назойливого зуда заклятия неотложной казни. – Ну, как ты? Сейчас тебе станет лучше… Ну, зачем, зачем ты с ними связалась?! Да ещё от меня скрыла… И когда только успела? Совести у тебя нет! Обо мне ты, как всегда, не подумала! Неблагодарная… Мало я с тобой нянчилась? – Чуха застонала, и чомин гнев иссяк. Пристроив в скобе на стене жезл с огоньком, Петулия бережно наложила на подругу наспех сотворённые целительные руны. – Во имя всех берегинь, ну скажи ты мне, почему тебя всегда несёт в самое опасное пекло? Мира, миленькая, ну как же я тебя сейчас отсюда вытащу? На этом пне-сотнике, на всех сторожах, на моём телохранителе лежит заклятие неповиновения даже мне, ты понимаешь? Это ужасно! Как Дэлик на такое решился – просто не верится. Я такое представить себе не могла! Только если я тебя отсюда поведу, только ты ступишь за дверь, они тебя прикончат, понимаешь? А я не могу, слышишь, не могу ни им помешать, ни позволить тебе умереть… Веришь-нет, но ни тогда, на свадьбе, ни сейчас я не в силах потерять тебя насовсем. – Слёзы градом катились по чоминым щекам.

– Это оттого, что я… по-жертвовала… твои обереги… храму Скорби-о-Друге. – Яромира уже пришла в себя и растирала запястья рук, наливающихся прежней силой. – Да не плачь ты так! – Голос её окреп. – Цепи я заслужила, поверь. Потому что действительно укрывала этого цанга. Только не спрашивай, зачем. Всё равно не скажу. Но это не заговор против тебя, правда-правда!

Петулия зарыдала ещё горше.

– Какие цепи? Кабы только они! Он тебя приговорил, Мира! Здесь всё заклято на исполнение казни. Это немыслимо вообразить! Тебя убьёт первый встречный, куда б я тебя ни перенесла, хоть в приграничные дебри… О, держатель знает в этом толк. Твоим палачом может стать даже твоя мать. Что я могу поделать? Ну, скажи, что я могу?! Я уступила ему тот Кристалл, помнишь? И я даже не сумею теперь отправить тебя в твой мир чухов, где сумел выжить тот хранитель… Но надо же что-то придумать, что?

Принесённый факел, треща и чадя, догорал, и сотник запалил второй, когда венценосная чина, да не сокрушит её воли потеря близкой подруги, вышла из приговорённого склепа. Приняла от первого-из-старших уха своё покрывало, по-бабьи обвязала им голову и принялась нараспев читать замуровывающие коры. Когда тяжёлая кованая дверь, единственная в этом дальнем колодце мрачного подземелья, исчезла под ровной каменной кладкой, чина двинулась прочь. Поднявшись на верхнюю ступеньку крутой лестницы, она прочла ещё одну кору – и каменный колодец перестал существовать. Не было ни лестницы, ни хода к замурованному склепу – ничего. Потрясённые мужчины не смели дышать. Петулия тщательно сровняла со стеной все выступы, что могли бы напоминать исчезнувший ход. Еще немного постояла, молитвенно сложив руки и закрыв глаза, у гладкой кладки. Потом вернула сотнику свиток с начертанной через весь приговор надписью "Исполнено" и державной печатью под ней, кивнула телохранителю: "Пора завтракать"…

Больше венценосная чина не останавливалась и не оглядывалась.

9.

Вылетев из города, Дэл мысленно придержал поводья и пустил Пичугу нарочито мерным медленным шагом. Хотя внутри все кипело, до прибытия в загородный дворец и такого необходимого для восстановления душевного равновесия затворничества в покоях было ещё далеко, и держателю многое следовало обдумать по свежаку. Например, из глубин памяти само собой всплывало то давнее донесение Сершу об упрямо шедших на погибель цангах, вспоминались давние невеселые догадки о тех из них, кто не напоролся на кордоны, не сгинул в страшном Тонином могильнике. Какое же отношение ко всему этому имеет Лар, следовало бы разобраться подробно, не суетясь. Все-таки, прежде всего, она – его ученица…

– И на тебя, между прочим, тоже можно подумать. Аккурат после твоего приезда они попёрли, – сознания коснулся чуть слышный шепот, где-то на самой границе слуха и воспоминаний о давно отзвучавших и забытых словах.