– Приятно видеть хоть одного мастера своего дела, сохранившего деловую хватку и ясную голову. Похоже, кое-кто их здесь потерял – в этом параде дозоров. Что тут происходит, скажи на милость? – поинтересовался Лар, покопавшись в печёных корнях, выбрал самый сочный, куснул, причмокнул довольно.
Корчмарь наклонившись к столу, понизил голос.
– Говорят, Никтус умер.
Лар, ожидавший чего-то подобного, однако чуть не поперхнулся – весьма достоверно, откинулся от блюда, вметнув брови:
– С чего бы?!
Довольный возможностью поговорить, хозяин с готовностью присел напротив, налил полный кубок, придвинул знатному едоку. Старшина, жуя, знаком показал: и себе, мол.
– С того, что держатель Порубежья чего-то с ним не поделил. Нашла коса на камень… Слышно, все Соборные сады выжгли – так схлестнулись. Молодой – что, повернулся да уехал, а старик помер. Так теперь чина опасается волнений да усобиц. На Никтусе же, почитай, все держалось.
Лар откинулся на спинку скамьи, задумчиво посмотрел в закопченный потолок, протянул:
– Так, значит, охрана – это от бунтарей, тайных и явных.
– Как раз от них. От порубежных дружин, в первую голову. Что могут примеру держателя последовать и начать здесь счеты сводить со старыми приятелями.
– А что с цангом, которого, говорят, недавно у детинца взяли?
– О, и в Тереме про то слыхали? Ничего не ясно. Вроде, чине его доставили, заточили в темницу. Вроде, покушение неслыханное готовил. Забили его, короче. Вместе с чухой местной. Кто она, не знаю. Уже утром на главное торжище не пускали, потом весь старый город кольцом оцепили, к обеду слух о Никтусе прошёл, и гвардия всех с улиц совсем погнала. Убытки страшные. Да. Что тут узнаешь? Обрывки. Только и слышал: сама венценосная чина руку потешила, приговор исполнила, лютой смертью…
– Как так? Уже? Так быстро? Ни пыток, ни допросов? Ни вывести на площадь?…
– А к чему? Вчера сотник дворцового узилища в храм Безликих Берегинь заходил – напасти отводить, что были, что будут, что ныне тревожат. Один верный человек там случился, так слышал то же, что и ведун. Вот как той самой ночью, что Держатель сады разносил, наша звездоподобная чина, да ломятся достатком её кладовые, в застенок изволила пройти, темницу со злодеями замуровать и с землёй сравнять.
Скромница, умница, боец, мастерица… Надёжней человека в этом Мире больше не будет. Никогда. Эх, девонька ты моя…Не ученица – соратница. Дочка. Трудяга и тихоня, а ведь все архивные раскопки, вся связь на ней – не один год…
Лар молчал, закрыв глаза, медленно тянул дорогое вино. Оторваться от кубка, видимо, был не в силах. Толстяк продолжал вдохновенно:
– Ведь что есть цанг? Цанг есть враг Мира и всего сущего в нём, и пребудет во зле, и породит зло, и преумножит его, доколе не изыдет оно. Ибо сказано: исторгни врагов из Мира – и расточатся все несчастья его, как враги…
– Исторгни, да… Это очень, очень интересно, – кивнул, наконец, старшина. – Над этим стоит подумать…
Садами старшина пробрался к главному торжищу, завис в тени древней башни. Изломив бровь, хмуро глядел на уже расчищенный от головешек, но зияющий безобразной щербиной узорочный ряд. На месте недавнего пожарища рослый гвардейский сотник – из знакомых – заканчивал разводить дозоры. Когда последняя полудюжина скрылась между уцелевшими лавками, Лар бесшумно спланировал с колокольни вниз и, приблизившись к сотнику со спины, натянул повод. Дрыга фыркнул, загремел чешуёй. Гвардеец, вздрогнув, обернулся, признал воеводу, отсалютовал по уставу. Судя по всему, приказа на задержание приграничного старшины или на слежку за оным у дозоров ещё не было. А могло б и быть – с высших станется, с тревоги-то такой…
– Прежде чем пред Собором предстать, сам разобраться хочу, что в городе творится, не поможешь? Кого здесь жгли? – щурясь на серебряных локков, зависших над дворцовыми маковками, сказал Лар. – Оставаться ли с ночевкой или плюнуть на всё и двигать обратно в Терем подобру-поздорову…
Гвардеец пожал плечами.
– Да сами толком не знаем, что творится. Собрали, сказали: во дворце с дюжину лазутчиков обнаружили. Окружили их и со страшным боем – полночи бились – едва-едва отвели злодейское покушение на саму венценосную чину, да правит она вечно. Хорошо, подоспел держатель Порубежья, часть супостатов перебил, вот на этом самом месте. Оставшихся теперь ловят… Даже воеводам подорожные положены.
– Бедная чина, да не потускнеет от горя ее красота, – сказал Лар, разворачивая перед сотником свиток с печатями и придавая лицу печальное выражение. – Сколько напастей сразу – и покушение, и гибель её первого-из-витязей…
Сотник замер, вникая в услышанное, потрясённо оторвал взгляд от подорожной:
– Какая гибель? Чья? Да ты что?!