Иннокентий молчал, потому что не было слов, способных выразить Его восхищение и восторг.
– Что случилось? – тревожно спросила она, льня и лаская Его грязными руками.
Он же не мог наглядеться на новое лицо Маруси!
Он и прежде, казалось, любил ее больше жизни – но теперь Ему смерть была не страшна!
При мысли о смерти Он, впрочем, подумал, что Марусина красота – возможно! – Его и спасет…
– О, ты прекрасна, возлюбленная моя, о, ты прекрасна! – наконец вспомнил Иннокентий слова, придуманные им в незапамятные времена (как давно это было, а казалось, что только вчера!), когда Он был царем в Иерусалиме.
– Что Ты такое сказал? – удивилась Маруся и осеклась: ее израненный Бог с лицом на затылке неожиданно преобразился в ладного, неземной красоты юношу.
– Что Ты такое сказал… – растерянно повторила она, обнаружив себя вдруг в Его глазах.
– Я тебя люблю! – как всегда, просто и невитиевато вымолвил Он.
Слова Сына Бога, произнесенные едва слышно, прозвучали для нее нескончаемой канонадой победных орудий, грохочущим эхом от схода снежной лавины в горах, звонкими раскатами, наконец, весеннего грома в насыщенном электричеством небе.
– Любимый, Ты, кажется, сказал, что я прекрасна, или мне послышалось? – робко поинтересовалась она, не в силах оторваться от своего отражения в синих озерах Его глаз – фактически зеркале Его души.
– О, ты прекрасна! – подтвердил Иннокентий.
– И Ты! – порывисто закричала счастливая Маруся, утопая в Его уютных объятьях (кто бы знал, как ей было приятно и весело от всего, что с нею случилось за последние несколько дней!)…
256 …Между тем, пока наши герои миловались, чета мультимиллионеров Полусын воровски прокралась к корыту с грязью и, похрюкивая от вожделения, взялись друг дружку мазюкать.
Тут только выяснилось, что мертвая грязь всякого оживляет по-разному, как ей вздумается: в одну минуту тощая и вопросительная, как стебель подсолнуха, Зойка укоротилась и превратилась в пышногрудую, крутобедрую, ядреную и непереносимо сексапильную коротышку-блондинку с блестящим и круглым, как блин, лицом, а ее муж и огрызок Захар – тот, наоборот, удлинился, почернел и вообще преобразился в точную копию двухсполовинойметрового баскетболиста из высшей североамериканской лиги.
В такой атмосфере пилот-командир окончательно утратил ощущение реальности, вследствие чего потерял управление вертолетом, который, согласно закону всемирного тяготения, естественно, накренился и стал резко падать носом вниз.
По счастью, наш герой-попугай буквально за несколько метров до земли успел-таки коготками зацепить геликоптер за шкирку и выровнять, и бережно посадить у кромки плавной воды…
257 …Ну, конечно же, Он тут бывал!
И взгляда Иннокентию достало, чтобы узнать эту заводь и этот пустынный, извилистый и каменистый брег, освещенный спокойным светом полной луны.
А когда на Него (невесть откуда!) слетел и уселся на плече белый, как ангел, голубь – Он и вовсе укрепился в своем мимолетном ощущении.
– Ты знаешь, что делать! – услышал Он вдруг знакомый голос (принадлежавший, по всем признакам, Джорджу, и никому другому!).
Сам же крупье, надежно опутанный такелажными ремнями, по-прежнему лежал на полу без каких-либо признаков жизни.
– Он знает, что делать! – раздраженно ответил за Иннокентия попугай.
Без лишних слов (слова только портят!) наш герой освободил труп зверски убиенного от пут, поднял на руки и спокойно ступил в вечные воды реки Иордан.
Со стороны было немного странно видеть, как Он идет по воде, словно по тверди.
Но как только Зойка с Захаром решили последовать за Ним – они тут же у берега и навсегда провалились под воду с головками (позже, в соболезнованиях и некрологах от правительств ряда развитых стран сообщалось, что оба супруга полезли в воду, не зная броду!).
– Боже! – тихо позвала с берега Маруся.
– Жди! – отозвался в ночи Иннокентий.
Вскоре, достигнув щербатой глыбы в середине заводи (на самом-то деле портативного генератора вечной жизни, работающего в пульсирующем чересполосном режиме на обогащенных в водах Иордана минимидинейтринах!), Он осторожно опустил несчастного друга на камень, Сам же поторопился нырнуть за проводами с клеммами, которые, как Он помнил, где-то торчали.
Трижды, если не четырежды, Ему пришлось обогнуть скользкий камень, пока Он разглядел далеко в глубине две тускло светящиеся точки, похожие на два едва тлеющих глаза гнилушек в ночном лесу.
«Провода!» – обрадовался Иннокентий и, подражая дельфинам, извиваясь, устремился вертикально вниз.
Но только Он за ними потянулся, как угодил в удушающие, отвратительные объятия гигантского осьминога (насколько Он помнил, в прошлом Его воплощении подступы к клеммам стерегла рыба-меч!).
Восемь драгоценных минут (из оставшихся до полуночи сорока четырех!) Он провел в кровавой схватке с подводным чудовищем – пока не переломал ему все восемь ног…
258 …Только заслышав чудовища рев, Маруся, не раздумывая, кинулась в реку и, едва касаясь ногами воды, понеслась что было мочи на звуки сражения.