Последний барьер

На жилом ярусе — и, согласно схеме, на остальных тоже — главный колодец являлся сердцевиной просторного и такого же круглого холла. Четыре лифтовые двери выходили на все стороны света, а расходящиеся от транспортного узла ярусные коридоры вели каждый к своему сектору. Пожарная лестница примыкала к северной части холла и была хорошо освещена. В то время как пространство вокруг обесточенных лифтов озарялось лишь бледным светом нескольких дежурных ламп. Что, в общем-то, было для нас более чем достаточно.

Восточная шахта, внутри которой рос огромный корень Исгора, была, что называется, отмечена крестиком. Ведущие в неё двери были перечёркнуты красной краской и снабжены написанной от руки памяткой: «Вход только по специальному разрешению». Бегло просканировав скрытое за запрещающими знаками пространство, Мерлин и Динара обнаружили, что отросток Городища настолько толст, что почти касается боками стенок своей магистрали. Без сомнения, он был самым крупным силовым кабелем из всех, с которыми мне доводилось когда-либо сталкиваться в жизни. Его нешуточный диаметр служил прямым доказательством того, какую чудовищную энергию предстояло вырабатывать супергенератору Талермана, чтобы повысить темпы роста Исгора.

Мы не собирались отвергать советы нашего виртуального союзника Менделеева. И потому без долгих колебаний решили нисходить в глубины «Альтитуды» не по пожарной лестнице, а по южной лифтовой шахте. Но не на лифте, поскольку все они были отключены и опущены на нижний уровень. И не по вделанным в стену узеньким ступенькам, предназначенным для ботов-ремонтников — этот рискованный путь мы приберегли лишь на крайний случай. Мы выбрали предложенный Семёном третий вариант: сделали собственный лифт. Не сказать чтобы слишком надёжный, но зато не нуждающийся в электричестве.

Раздвинув двери шахты и выяснив, что в ней также есть дежурное освещение — всего одна лампа на этаж, но тем не менее, — Пожарский достал фляжку, протянул её Жорику, а потом сложил ладони лодочкой и попросил плеснуть в них воды. После чего моментально заморозил её, встал на колени у края колодца и, переложив ледышку в левый кулак, занёс её над шахтой.

Будь наша история сказкой, прежде чем сотворить чудо, колдун Мерлин непременно произнёс бы заклинание. Какую-нибудь абракадабру вроде: «Ахалай-махалай!» или «Крибле-крабле-бумс!». Но в Пятизонье «жжёные» сталкеры обходятся без дурацких заклинаний, волшебных палочек и прочих сказочных атрибутов. Единственный закон, которому подчиняются здешние чудотворцы: лишь бы в их имплантах хватило энергии для того или иного «волшебства». А иначе оно, не доведённое до конца, попросту не состоится.

Семён был человек небедный и всегда перед походом в Зону закупал партию миниатюрных «Сердец зверя». Их он извлекал из специального патронташа и вертел в кулаке всякий раз, как ощущал упадок сил после очередного «колдовства». За счёт чего мог быстро подзаряжать свою высокотехнологичную телесную начинку и встречать очередные трудности во всеоружии.

Дрессировка и доведение до самоубийства целой стаи коврососов изрядно ослабили энергетическую потенцию Мерлина. Но когда настал черёд снова пускать в ход его «жжёную» магию, он был к этому полностью готов. И как всегда, сделал своё дело на совесть.

От удерживающей ледышку руки Пожарского побежали во все стороны тонкие ледяные волокна. Их было несметное множество, и они, сплетаясь между собой в морозные узоры, мгновенно разрослись по всей ширине шахты. Поначалу сотканный Семёном инеевый покров был тонок, как паутина. Но, быстро пополняясь новыми волокнами, уже через несколько секунд он утратил прозрачность и стал расти не вширь, а в толщину. Не упрись он краями в стены, вряд ли Мерлин удержал бы на весу такую крупную, тяжелеющую с каждым мгновением льдину. Как пить дать она утянула бы его в шахту, глубина которой, если меня не обманывало зрение, явно превышала сотню метров.

Прошла ещё минута, прежде чем Семён, поднатужившись, выдернул руку из сотворённой им ледовой площадки. А затем, растирая замёрзшую левую кисть, бесстрашно перешагнул на своё детище. И, что выглядело вовсе натуральной бравадой, неуклюже подпрыгнул несколько раз на своих протезах.

Мы затаили дыхание в ожидании громкого треска и крика падающего в пропасть товарища. Но льдина выдержала и не обрушилась под ним градом грохочущих обломков. Не сказать, чтобы нас это удивило, ведь Семён наверняка знал, что делал. И тем не менее кое-какие сомнения в благополучном исходе этого испытания в меня всё-таки закрались.

— Перебирайтесь сюда, — пригласил нас Пожарский, — и рассредоточьтесь по краям. Так, чтобы площадка не перекосилась и лифт не заклинил.

— Лифт? — переспросил Жорик, недоуменно хлопая глазами.

— Лифт, — подтвердил чудотворец. — Извините, что холодный и не слишком плавный, но какой получился, такой получился.

И, вернувшись к отверстию в льдине, откуда он только что выдернул руку, первым выбрал себе место.